Кызыл Ункюр

Нас срочно перевозили на главную базу трудовых ресурсов института, которая располагалась на окраине села Кызыл Ункюр, в помещениях летнего пионерского лагеря. Из Шайдана мы уезжали в теплый солнечный день. В кузове грузовика, как и приехали. Ехали трезвые и до нас дошло, по какой дороге мы спускались в ущелье декаду назад. А ведь могли и помчаться. Прямо под откос, как тот грузовик, на останках которого мы фотографировались, обозначая катастрофу. Дорога была ужасна. Грунтовая, крутая, узкая. Падать было глубоко. Несколько десятков метров – это минимум. Нам рассказали, что этот небольшой перевал отличался крутым нравом. Стоило пойти дождю, и он становился непроходимым. В лучшем случае в Шайдан мог пробиться трактор с волокушей. А зимой перевал становился совсем непроходимым.

Фарит, бравый Фарит, не страшившийся (сдуру) ходить с ножом на кабана, занял позицию «номер раз», всем телом напрягшись и изготовившись сигануть за борт при первых же признаках падения нашего драндулета в глубокую пропасть. Но драндулет, хотя и был очень стар и разболтан, потихоньку лез в гору, изнывая под грузом студентов. В критические минуты, когда машина, натужно взвывая, замирала, подумывая, а не пойти ли ей вспять, водитель криками призывал нас ему помочь и подтолкнуть транспортное средство. Мы с готовностью, присвистом и гиканьем выбрасывались через борта, поддерживали машину, она выползала на пологость и, жалуясь на лысую резину и хроническое отсутствие запчастей, набирала скорость, но так медленно, что мы успевали ее догнать и запрыгнуть на свои места. На ходу разумеется. Да что там догнать! Я успел сделать это фото, потом догнать грузовик и спокойно забраться в кузов. Дорожка была веселая. А правильно, наверное, мы сделали, что выпили перед спуском. Пьяному не только море по колено, но и крутые горы – что пологие холмы. Да, уж…

Как и на чем мы ехали дальше – не помню. Но приехали на место уже под вечер. В Кызыл-Ункюре лежал свежий мокрый снег. Было влажно и холодно. А в нашем бывшем шайданском ущелье еще утром стояло как бы лето. Нам выделили один из корпусов пионерского лагеря. Тощий дощатый барак с одинарными оконными рамами, защищавшими только от ветра.

Хочу сказать, что нашей группе, я считаю, несказанно повезло. Нас забросили в естественные реликтовые леса, поселили в сказочные избушки. Мы бродили по горам, собирая не столько урожай, сколько впечатления. Других же с самого начала и до конца поселили в том самом пионерском лагере в Кызыл Ункюре, и работали они на культурных ореховых плантациях. У этих ребят впечатления от поездки другие, мало чем, пожалуй, отличающиеся от впечатлений обычной «картошки».

Хотя нас ждали, но ужин для нас не приготовили. А пожевать хотелось. Я, Леша Захаров, Фарит Махмутов, еще кто-то пошли побродить в потемках по лагерю. Темно было, так в памяти черное пятно и осталось. Фариту приспичило в туалет. Бродили по дорожкам, пока неожиданно не услышали шум, а потом голос Фарита откуда-то из-под земли: «Вот здесь и был туалет». Туалета в той яме, к счастью, не было, но острых ощущений Фарит испытал. Вернулись в корпус. Кто-то из наших поваров, наверное Саша Чернобаев, мудро заначил немного хлеба и большую трехлитровую банку со сгущенкой. Однако мы опрометчиво оставили ее открыто на тумбочке. Не успели и хлебом помакать, как вошел преподаватель и бодрым голосом объявил: «О, а вот и сгущеночка! А, и хлеб есть». И бережно зажав в руках банку, а под мышкой батон, скорым шагом удалился в комнату преподавателей. Стало совсем грустно. От голода и холода мы начали курить, пытаясь притупить оба чувства. Двери не открывали, в двадцать ртов накурили так, что можно было вешать топор, и когда кто-то из заядлых курильщиков предложил проветрить палату, некурящий Женя Корниленко горячо запротестовал. В дыму казалось теплее.

Утром проснулись в таком же холоде, что и засыпали. Меня, правда, это мало касалось. Выручал геологический спальный мешок. Ничего особенного – просто толстый и тяжелый слой стеганой ваты. Покурили натощак. Хотя нашего приезда ждали, но завтрака для нас не было. Вообще не было никаких указаний. Мы были предоставлены сами себе, видимо, отпущены на кормление подножным кормом.

Корм водился у подножия скал, очень красивых скал селения Кызыл Ункюр. Туда, перейдя по мосту речку, мы и направились: Леша Захаров, Фарит Махмутов и я. Первой возможной точкой кормления на нашем пути было местное сельпо. Небольшой кубик сельпо был заряжен чудовищной потенциальной энергией, уместившейся на 6 – 9 квадратных метрах полезной площади (если не меньше). Там было все. Вернее, там положено было быть всему. На стене напротив продавца суровым ему напоминанием висел огромный плакат – перечень обязательных товаров. На всю жизнь мне в память врезалось:

• Ванны эмалированные.
• Вина плодово-ягодные.

В железном алфавитном порядке далее перечислялись другие не менее важные в сельском быту товары, среди которых могу только припомнить лопату. Решив оставить этот магазин «на потом», мы продолжили с любопытством бродить по уютному селу, пока не нашли местный универмаг. Магазин промышленных товаров. Молодой я был, дурной, да и безденежный. И поэтому не купил в этом магазине граммофонные пластинки, которые уже в середине 1970-х годов были редкостью. Там были эстрадные хиты конца пятидесятых начала шестидесятых, из которых могу припомнить только «Мамаекеру». Ничего другого об этой песне мне неизвестно, а Интернет на это загадочное слово не отзывается. Может, я не так его пишу? Ну да ладно. В этом магазине было еще много грампластинок в выцветших конвертах и других раритетов. Может статься, там и сегодня можно найти чего-нибудь интересное.

Глупо похихикав, мы покинули продмаг, еще немножко походили по селу, полюбовались вычурно изрезанными временем скалами, белым снегом и шитыми золотом осени огромными орешинами, тропинкой к роднику… И наткнулись на местную столовую.

Зашли мы в нее втроем. Обеденный зал не более 20 квадратных метров. Справа большое окно раздачи, за которым виднелась кухня, слева, за переплетенной в квадраты стеклянной загородкой до потолка – буфет. Также с окошком раздачи. За пыльными стеклами (витриной) смутно угадывалась какая-то выпивка. В нос ударил резкий запах… Нет, не запах – вонизм! Вонь была непередаваемая. По сравнению с ней запах полковой кухни – амброзия. В основном она исходила от второго блюда. То были, с позволения сказать, котлеты (из чего, интересно?) и гарнир не то из риса не то из перловки. Есть ЭТО было невозможно. Леша, отличающийся крайней брезгливостью, пребывать далее в помещении категорически отказался, сказал, что подождет нас на улице, и вышел. Мы с Фаритом подошли к окну раздачи. В жаркой кухне кашеварило несколько поварих. Одна из них – бабка со скрюченными подагрой(?) пальцами, осведомилась, чего мы желаем. Мы прикинули риск, и решили, что относительно безопасно желать можно только щей. Кипяток, капуста, картошка (какое там мясо!) – невелика угроза здоровью. Место мы выбрали слева от входа, у буфета. Дело святое, в буфете надо было взять что-то выпить. За пыльными стеклами (витриной) смутно угадывалась бутылка. Я не знаю, что то была за бормотуха, ибо этикетка выцвела и представляла собою клочок коричневой бумаги с грязными разводами. Содержание было густое и бурого цвета. Нам налили две стограммовые граненые стопки. Мы поставили их перед тарелками и сели лицом к стене, казалось, что так меньше воняет. В это время распахнулась дверь и в столовую ввалилась шумная толпа геологов. Оголодавшие, они заказали себе питание по полной программе. И первое, и второе… Мы же начали хлебать щи, опасливо косясь на выпивку. «Сифилис бы не подхватить», — сказал я. «Не бойся, в горячем микробы подохли», — бодро ответил Фарит, вынимая из ложки вареную муху. Муху он с черным юмором отряс, а ложку опрокинул в себя. С приличествующими моменту шутками и прибаутками, мы продолжили питание, как вдруг за нашими спинами возник недовольный ропот.

Стопок в буфете было всего две. И мы их непозволительно долго задерживали. Геологам тоже хотелось бурого шмурдяка. Быстро выпив вино, от которого у меня до сих пор сводит скулы, хотя вкуса его я не помню, мы деловито доели щи и вышли на волю. За углом в томительном ожидании курил Леша. Фарит сделал шаг с крыльца, икнул, и его вырвало фонтаном. Брезгливый Леша тут же все понял, согнулся пополам и его тоже стошнило. Я смеялся. В Москве в советские годы, а еще и сейчас, столовые тоже ужасны, но та столовая в горном местечке… Она была, наверное, одной из худших в Союзе.

Мы вернулись в сельпо, купили каких-то консервов, хлеба. Возможно, водки, не помню, пошли в лагерь. Надо сказать, что посередине плоской, но довольно широкой речки лежал не менее плоский каменный островок, куда можно было добраться по камням. Там мы и обосновались, соединившись с Витей Тимофеевым, Толей Карцевым, Сашей Чернобаевым и еще кем-то, не помню. Не могу сказать, чтобы мы хорошо поели. А вот выпили мы хорошо. Упились, чего там. Оно видно на фото. Бросали вверх по течению пустые бутылки и бомбили их камнями, когда быстрый поток проносил их мимо нас. Промахивались, то и утешает.

Наверное, в этот день мы просто спали, потому как я не помню, как нас повезли дальше, и когда это было, в тот же день или на следующий. А дальше нас повезли, ибо не зря же нас сняли с орехов.