Живопись и звезды

Астрономией я увлекся еще в школьные годы. Для этого были все условия. Казахская степь, бескрайнее небо, черные ночи с огромными звездами. Вы когда-нибудь чувствовали себя один на один со Вселенной? Вы стояли у распахнутых настежь миров? Вдыхали пряный воздух Пространства? Чувствовали, что еще шаг, одно движение, и вы умчитесь в звездные дали, наперекор ньютоновой силе? Мне повезло, я это чувствовал, за это и люблю казахстанский степной простор и высокое, уходящее в космос небо.

Увлечение, а точнее, сочувствие, астрономии подразумевало чтение научно-популярных журналов и книжек. В них временами упоминалась далекая и загадочная организация ВАГО (Всесоюзное астрономо-геодезическое общество), куда любители астрономии должны были незамедлительно обращаться по поводу открытия ими небесных светил, падения крупных метеоритов и комет по месту жительства, а также других космических происшествий.

И вот, через много лет, уже проживая в Москве, я выбрал момент и отправился в это самое ВАГО с целью полюбопытствовать и приобрести кусок специального стекла для изготовления телескопного зеркала. Собирался ли я шлифовать зеркало вручную? Вряд ли, честно говоря.

То была зима, если не ошибаюсь, 1989-1990 гг. Не то декабрь, не то февраль. Было темно, влажно и зябко. Общество ВАГО располагалось на Садовой-Кудринской  у зоопарка и планетария.

Как это бывает с головными столичными организациями, ВАГО ютилось в убогом подвале, откуда осуществляло всесоюзное руководство астрономо-геодезической деятельностью. Подвал производил тягостное впечатление, усугубляемое ремонтом со вскрытием полов, обесточиванием и прочими прелестями. Ходить можно было только по проложенным мосткам, опасаясь наткнуться на оптическую скамью. В двух, кажется, комнатах горел полный свет и находились люди, которые что-то обсуждали. То были, наверное, большие любители астрономии по разделу телескопостроения. У стены стояли не то шкафы, не то стеллажи с журналами и публикациями. Я купил пару «Астрономических вестников» за 1972 и 1973 год. Последний привлек мое внимание интересной статьей о непериодических явлениях на Луне. То есть, там, на Луне, в некоторых местах регулярно загорается свет, идет дым, и что-то куда-то передвигается. Такая, вот, непериодическая активность.

Через некоторое время группу желающих купить стекла, меня в том числе, повели куда-то во мрак подвала. В полутемной комнате находилось несколько человек. Среди них внешним видом и возрастом выделялась сидящая на стуле колоритная фигура. То был мужчина за пятьдесят лет. Сидел он в распахнутом пальто, на воротник спадали длинные волосы. Прическа его была ну точь-в-точь как у художника Тюбика из «Приключений Незнайки и его друзей». Мужчина чего-то говорил. У меня создалось впечатление, что он говорил в пространство, ни к кому, собственно, не обращаясь, но, может, я ошибаюсь. Меня привлекло то, что он называл (в качестве своего знакомого?) известного разработчика телескопов Максутова, говорил о том, что зеркала пора уже делать из металла, чем он уже занимается, и в чем у него есть достижения. Я записал его координаты. Удивился, что он представился, между прочим, художником. То был Трошев Евгений Николаевич.

В те годы мы с Фадеевым Валерой баловались живописью. Дело это было интересное уже тем, что приходилось прилагать немало усилий для приобретения дефицитных красок, кисточек и грунтованного картона. Для этих целей мы пользовались, в частности, «Художественным салоном» на Кутузовском проспекте. Как-то в конце апреля 1990 года, когда в Москву на майские праздники из Алма-Аты приехал Валера, мы отправились на Кутузовский проспект за картоном и красками. В салоне я увидел справочник Союза художников СССР. Вспомнив о Трошеве, о том, что он назывался художником, я раскрыл книгу на букве «Т» и… Разумеется, я увидел там имя Трошева Е.Н. – заслуженного художника (не то СССР, не то Российской Федерации, точно не помню). Это было здорово!

Идея родилась мгновенно. Посетить Трошева под предлогом изучения опыта самостоятельного изготовления телескопов, а на самом деле из огромного любопытства. Я позвонил ему по рабочему телефону, который взял у него зимой. И был изумлен еще раз, ибо попал в Суриковский институт. Трошев Е.Н. в те годы был деканом факультета живописи Московского государственного академического художественного института имени В.И. Сурикова.

Евгений Николаевич любезно согласился принять двоих любителей астрономии в своей мастерской в Жуковском. Рассказав нам, как добраться до его творческого обиталища, он посоветовал стучаться сильнее, ибо мастерская располагается в бомбоубежище.

И вот мы на платформе «Отдых». Не то шестого, не то девятого или десятого мая 1990. Ясный теплый день. Мы с Валерой пошли пешком в город, в центр, на улицу под высоковольтной линией. Дом – обычная пятиэтажка, глухая дверь в подвал. Стучали-стучали, обходили дом в поисках другого входа, и снова стучали. Наконец изнутри послышались шаги, загремел замок и к нам вышел Трошев Е.Н. Вслед за ним мы спустились в просторный подвал. Места там было много. Всего бывшее бомбоубежище состояло из семи комнат, две или три из которых были довольно большие. Трошев провел нас в комнату, отведенную под шлифовальную мастерскую. Астрономические зеркала из металла он шлифовал, разумеется, не вручную. Этим занимался самодельный, но добротно сработанный станок. В комнате стоял топчан для отдыха мастера, а также оптическое испытательное оборудование, я не буду его перечислять, поскольку не знаю, смогу ли назвать правильно. Скажу только, что оптическая скамья там была точно. Станок занимался делом, шлифовал зеркало диаметром 50 или 60 см. Трошев остановил станок, поплевал на зеркало и протер его ваткой. Знатока техники – Валеру от этого аж передернуло. Как? Разве можно плевать на оптику?! При нас художник продемонстрировал оптические характеристики металлического чуда, показав на оборудовании интерференционные круги и все, что в таких случаях положено. Впечатляло!

Затем Трошев пригласил нас посмотреть готовые 20-сантиметровые телескопы. Комната, в которой они хранились, благодаря падавшему из окна дневному свету, служила живописной мастерской. На стене висела картина из «джентльменского набора заказчика» – букет сирени в вазе. У стены стояли несколько телескопов системы Ньютона. Собственно, никаких телескопов в сборе не было. Были лишь искусно сделанные трубы с вмонтированными в них зеркалами, призмами и окулярами. Корпусом для телескопа служили бочки из-под химикатов, выкрашенные изнутри черной краской. Это были вполне приличные телескопы. Евгений Николаевич аккуратно собирал трубы, испытывал качество отображения звезд и ставил готовые аппараты к стеночке. Возможно, кому-то дарил, не знаю. Помню только, что очень хотелось один из них попросить, но сделать это было, конечно, неудобно.

Еще одна большая комната служила Трошеву мастерской для тонких оптических работ по изготовлению окуляров, а также столовой, гостиной, кабинетом. Середину комнаты занимал большой стол, может быть, несколько сдвинутых вместе столов, где были разложены объективы фотоаппаратов, окуляры микроскопов, линзы и прочие оптические принадлежности. В дальнем углу стояла рогатая вешалка с пиджаками и галстуками. Отсюда, из этой комнаты, Трошев, бывало, уходил на работу. Вообще, в мастерской-убежище он мог вполне автономно проводить по нескольку дней. Напротив входа располагалась кушетка, рядом, на тумбочке, лежала аккуратная стопка журналов «Земля и Вселенная» за несколько лет. Насколько я помню, Трошев любезно напоил нас с Валерой чаем.

Я не мог не спросить Евгения Николаевича о причинах, которые привели его, художника, к столь необычному занятию, которое отличалось высоким профессионализмом. Трошев не стал нагонять туману, а рассказал, как было.

Когда государство, ввиду отсутствия непосредственной угрозы ядерного нападения и по причине презрения к творческой деятельности, выделило художнику под мастерскую подвал (вместо наполненной солнечным светом студии), — в этот подвал, началось паломничество «творческой молодежи» и к ней примкнувших типусов. Публику тянул сюда не декларируемый интерес к живописи, а возможность выпить в безопасном и скрытом от посторонних глаз месте. Трошев понял, что его просто-напросто используют, что мастерская служит удобной распивочной и собирается в нее всякая пьянь, для которой искусство – всего лишь повод для пьяных разговоров. И Евгений Николаевич в один прекрасный день всех выгнал. Окончательно и бесповоротно. Навсегда. Время нужно было чем-то занять и он решил занять его изготовлением астрономических инструментов. Однако я не помню, как у него созрела эта прекрасная идея, которая помогла соединить живопись и звезды, художественное и техническое творчество.

Мы уходили от Трошева просветленные. Он, наверное, так и не понял, зачем же все-таки мы его посещали. С наших же слов он мог сделать вывод, что мы – начинающие телескопостроители, что нам интересна астрономическая оптика. Не скрою, интересна. Но в готовом виде. Тогда же нам был интересен главным образом он. Как художник, как мастер, как личность. И я рад, что мне довелось узнать этого интересного человека.

Приключения наши в тот майский день этим не закончились. Вернувшись в Москву, возбужденные, мы с Валерой вытащили на крышу 17-этажки наш серийный 11-сантиметровый «Мицар». Сначала смотрели на заходящее Солнце, потом, когда стемнело, а темнеет в мае, в Москве, уже достаточно поздно, развернули его на Вегу. Я хотел показать Валере планетарную туманность в Лире. Приник к окуляру. Вдруг, Валера хлопает меня по плечу: «Смотри, смотри!!!..» Шел двенадцатый час ночи. Что-то было 23:20. По ясному небу, в зените, с востока на запад несся рой розовых шаров. Сколько их было? Штук 5, может 7. Не помню. Они быстро и хаотически двигались друг относительно друга, как будто кипели. Валера попытался навести на них телескоп. Куда там! Проскочив на запад, рой резко повернул на север и исчез. Ничего подобного я не видел ни до, ни после. Очухавшись, Валера настаивал, что мы видели птиц, но это были не птицы. Птицы, освещаемые, скажем, лучами прожектора, дают сильное мерцание от взмахов крыльями. Кроме того, они не выглядят как розовые шары и не мечутся друг относительно друга, а всегда соблюдают строй. И летят они не так быстро. Это были не птицы, но что это было, я не знаю. Лазерная подсветка? Небо было совершенно ясным и отражаться лазерному лучу было не от чего. Так закончился этот, полный интересных и необычных событий день.

А Евгению Николаевичу Трошеву, который ныне на пенсии, хочу от всей души пожелать крепкого здоровья и успехов в его неустанной творческой деятельности. Я предлагал телепрограмме программе «Времечко» снять о нем сюжет, но, увы, у журналистов что-то не сложилось.