Большое впечатление

Талантливейший критик, публицист, блестящий полемист Александр Рафаиловпч Кугель, спокойно-рассудительный Эдуард Александрович Старк в одинаковой степени не понимали происходящих событий. В их статьях не было неприязни к Советской власти, им даже казалось, что, пожалуй, полезно потрепать богачей и реакционеров, но трогать свободное искусство — боже упаси! И они вместе со многими честными работниками искусства невольно делались пособниками реакционеров.
Средний театральный деятель первое время был не в состоянии разобраться в окружающей обстановке.
Мне было несколько легче, чем другим, выработать свое личное отношение к новой власти. Мне помогла в этом большая группа интеллигенции, составлявшая костяк Областного союза городов (в котором я отбывал воинскую повинность), сразу вставшая на сторону Советской власти.
Большое впечатление произвело на меня письмо от Главноуполномоченного Всероссийского союза городовпо делам военнопленных Дмитрия Сергеевича Навашина, того самого Навашина, которого белогвардейцы в 1928 году убили на Елисейских полях Парижа за ревностную службу Советской власти.
Сын профессора ботаники С. Д. Навашина, Дмитрий Сергеевич, человек большого образования и ума, первое время довольно критически относился к большевикам. Тем не менее он писал мне (цитирую на память, но почти дословно) :
«Когда враг наступает на горло, необходимо всеми силами служить тому правительству, которое с ним борется… Саботаж в такое время — преступление, которое ни мне, ни вам не свойственно. Вы работаете на двух фронтах: в искусстве и в деле помощи военнопленным. Разговоры о том, что большевики растопчут искусство вообще, оперу в частности, — бред… Бросить военнопленных — жестокость, которой нет оправдания… Большевики пришли не на месяц или два, они нас переживут, хотя бы по одному тому, что никакой реальной силы мы им противопоставить не сумеем… Так продолжайте оба дела, которым вы так ревностно служите, и не поддавайтесь обывательщине… Повторяю: нравится нам это или нет, большевики нас переживут».
Я с каждой неделей все больше убеждался в правоте трезвого Навашина.
1919 год показал, что большевики не только разрушают старое, но многое создают. Хорошо помню, как нас потрясло то, что инструментовка Интернационала была заказана композитору А. Д. Кастальскому, автору церковных песнопений, человеку довольно реакционных взглядов на искусство, как тогда многим казалось. Огромное впечатление произвели выпуск революционных песен неслыханным раньше полумиллионным тиражом и организация под эгидой А. М. Горького издания большими тиражами произведений западной классики.
Артисты привыкли уже к реакции на спектакли новой — рабочей и красноармейской — аудитории, к тому, что в момент кульминации из зала вдруг доносилось взволнованное: «Ишь!», за которым обязательно следовало: «Тише, ты!» Нас не удивляло, когда люди, впервые попавшие в театр (а таких среди красноармейцев было немало), от восторга стучали подкованными сапогами об пол или заливисто свистели. Большинстворадовалось этим проявлениям восхищения тех, кто совсем недавно ни о каком «Фаусте», например, и мечтать не мог.