На первом концерте в Мурманске

Летом 1920 года я был приглашен принять участие в концертной поездке по Мурманской дороге до самого Мурманска на двадцать пять — тридцать дней. Меня предупредили, что в Мурманском порту пришвартовываются небольшие немецкие или норвежские «купцы», тоесть купеческие пароходы, и было бы хорошо иметь в репертуаре несколько произведений на немецком языке.
По всему пути отвратительной железной дороги мы не ехали, а ползли: на разъездах узкоколейки пропускались нескончаемые платформы с трофейной техникой.
Начали мы свои выступления 26 апреля 1920 года, кончили 20 мая.
На первом концерте в Мурманске я, соответственно проконферировав свои номера на немецком языке для занявших половину зала немецких моряков с каких-то «купцов», спел «Блоху» Бетховена по-немецки и тут же «Блоху» Мусоргского на русском языке. В антракте явилась делегация немецких моряков с просьбой спеть «Блоху» Мусоргского по-немецки: она им понравилась больше бетховенской. Я кое-как подставил немецкий текст, огорчаясь, что длительные «пиковые» ноты приходятся на малозначительные по смыслу слова, и в третьем отделении спел «Блоху» Мусоргского по-немецки. По окончании концерта пришли два других немца и, выражая всяческие восторги, выпросили у меня нотный экземпляр на память. На следующий день капитан «купца» пригласил артистов на пароход и, подарив каждому по килограмму шоколаду, рассказал, что его матросы весь вечер повторяли: «Da rief er seinen Schneider» («Зовет король портного») — и, давая друг другу дружеские тумаки, кричали: «Ein Floh, ein Floh!» («Блоха! Блоха!
До Октябрьской революции камерных исполнителей у нас можно было перечесть по пальцам. Специально камерных певцов почти не было, а оперные артисты, за чрезвычайно редкими исключениями, давая камерный концерт, все же обязательно заканчивали его оперными ариями: тенора обычно пели «Смейся, паяц», «Что наша жизнь — игра», баритоны — куплеты Тореадора или Пролог из «Паяцев», басы — куплеты Мефистофеля из «Фауста» или ариозо из «Аси» М. М. Ипполитова-Иванова. Певицы были строже в выборе программ даже для бисов. Они в случае успеха исполняли либо два-три произведения включенных в программу композиторов, либо композиторов того же стиля или эпохи.
После Октябрьской революции пропаганда камерной музыки приняла грандиозные размеры.Отпал кассовый вопрос. Изменился подход к репертуару и в какой-то мере характер исполнения. Создалась возможность относиться к своему искусству с максимальным пиететом, с достоинством. Появилось подсознательное желание демократизировать его, приблизить к слушательской массе. Нельзя было больше проводить целые программы на иностранных языках, это побуждало переучивать классику в переводе. Как ни условно качество музыкальных переводов, смысл произведений, исполнявшихся раньше на чужих языках, которых исполнители чаще всего не знали или знали поверхностно, стал ближе самим певцам, и исполнение от этого выигрывало. Появился стимул к улучшению текстов, к повышению качества переводов.
Все это делалось исподволь, но значительно способствовало повышению общего уровня исполнения и восприятия.