Работники театров

Не без труда проходило па первых порах и формирование летучих бригад с большими отрывками из «Русалки», «Дубровского», «Кармен», «Севилъского цирюльника» и других опер.
Одной из больших заслуг Сорабиса нужно признать борьбу с падением производственной дисциплины в театрах.
Зародившаяся в Рабисе идея производственных совещаний в начале общих, а затем — по цехам сыграла оздоровляющую роль.
Работники театров поняли, что все их действия подлежат критике, что, уйдя «от божьего суда», им не уйти от «суда людского». Стало крепнуть чувство коллективной ответственности, и это стало играть в театре далеко не последнюю роль.* * *
Коммунистов в среде творческих работников в первые годы революции почти не было, в небольшую коммунистическую фракцию входили музыканты оркестров Военно-Морского Флота — военные моряки, к которым поначалу относились несколько пренебрежительно, настороженно и недружелюбно. Однако более или менее скоро выяснилось, что в силу собственной ли интуиции или полученных указаний они относятся с уважением к творческим работникам и заняты только наблюдением за тем, чтобы каждый честно делал свое дело. В комиссиях, в которые их включали, они всегда прислушивались к мнению специалистов. Изредка случались и стычки, но незначительные. Однажды один из матросов два раза подряд назвал Глазунова Алексеем Константиновичем. Глазунов не обратил на это никакого внимания, но сидевший рядом крупный артист вспылил и крикнул:
— Если вы не знаете имени Александра Константиновича, вам не место в комиссии, в которой он заседает!
Со временем, однако, все «утрясалось»…
Власть перешла к народу, а служить народу — для артистов значило думать о репертуаре. Начались поиски пьес революционного содержания, театры стали вытаскивать из цензурных архивов все запрещенные ранее пьесы.
Труднее всего с репертуаром было в музыкальных учреждениях. Они не могли на ходу перестроить его применительно к неподготовленным слушателям, а кое-кто и не хотел этого. Да и репертуара, казалось, такого нет. Очень серьезно и добросовестно обсуждался однажды вопрос, можно ли, игнорируя молитвенные мотивы, исполнять в дни траура моцартовский Реквием… В поисках революционных, героических, «подъемных», а порой и траурных произведений долго царила неразбериха.
Популярный в те годы бас А. И. Мозжухин в концерте памяти жертв революции исполнял бетховенскую «Ин квеста томба». На мое восклицание: «Что вы делаете, это же кощунство!» — он признался, что не знает содержания, но ему сказали, что слово «томба» значит могила. Я поясняю, что речь идет о возлюбленной, которая тревожит своего любимого даже из могилы. Артист задумывается, но наступает время его выхода на сцену, и он отвечает: «Все равно никто ничего не поймет, аведь мелодия грустная»… И при поддержке администратора бежит на сцену.