Злобный, завистливый к чужому успеху

Бекмессер у Вагнера, как и всякий типический образ, не однозначен. Однако традиционный Бекмессер в большей мере смешон, нежели опасен. Посрамление тупого ничтожества куда менее значительно, нежели победа над хитрым и злым врагом. А именно таким врагом молодости и таланта являлся Бекмессер, созданный на русской сцене. Приземистый, плотного сложения, он не был осанист и самодоволен. Напротив, его наполняет тревога. Его длинный крючковатый нос подозрительно принюхивается, а маленькие злые глазки горят недобрым огнем, смотрят насупленно и мрачно. Он редко улыбается, радуется только чужой беде. Везде и во всем ему чудится подвох, а так как он никому не верит, то в каждом подозревает врага. Его движения отнюдь не медлительны, напротив, в нем бушует бешеный темперамент — злобный, завистливый к чужому успеху. Он всегда возбужден, как все бездарности, бешено честолюбив и готов перегрызть горло предполагаемому сопернику. Бекмессер завидует всем, и потому что завидует, ненавидит талант. Он был и мелок, и страшен, смешон и отвратителен в истерической возбужденности, в стремительности своих движений, в резких бросках из стороны в сторону.С. Ю. Левик выработал для этой партии особую манеру подачи звука, придав ему гнусавый, «открытый» характер, достигнув требуемого Вагнером эффекта. Он мастерски проводил сложнейшую мимическую сцену (первая картина третьего акта), длящуюся свыше ста тактов. Избитый во время ночной драки, озлобленный Бекмессер прокрадывается в комнату Закса. Он подозрительно шарит глазами и замечает на столе песню Вальтера. Торжество, злоба, жажда мести наполняют душонку Бекмессера, когда он кидается на добычу, но избитое тело неожиданно напоминает о себе, судорога боли пробегает по лицу. Воровским движением, не забыв оглянуться, прячет Бекмессер найденный им листок. Злоба и торжество требуют разрядки, и он с яростью кидается на вошедшего Закса.
B этой партии как бы синтезировались результаты работы С. Ю. Левика над лучшими ролями прежнего репертуара — Риголетто, Рангони. Но, конечно, это не был вариант старых ролей. Большой и яркий темперамент актера, ранее выявлявший бурную стихию чувств, в Бекмессере служил не утверждению, а разоблачению. Чем более яростно, неистово страдал Бекмессер, тем смешнее он оказывался, и это был смех сатирический, разоблачающий.
Такой же значительной удачей артиста явилась не менее сложная в психологическом плане фигура Клингзора в «Парсифале» Вагнера, исполненная демонической злобы и ненависти. В Клингзоре С. Ю. Левика все было цельно — скопчески-иезуитский облик, отмеченный рецензентами, интонации и движения, властные заклятия, исполненные лютой ненависти ко всему живому.
А рядом с Клингзором и зловещими мрачными Дапертутто и Мираклем в «Сказках Гофмана» — мастерски переданная артистом роль Шонара в «Богеме», отмеченная всеми рецензиями как принципиальная удача певца-актера. Партия эта невелика, и ее исполнение не так часто оставляет след в сознании зрителей. В спектакле Театра музыкальной драмы, одном из лучших, Шонар —Левик запоминался зрителем. Не только немногие вокальные фразы, порученные Шонару композитором, но самое молчание его — в последнем акте, где он беззвучно плачет над умирающей Мими, — производили на зрителя сильное и глубокое впечатление.