Метнер принадлежал к пианистам, для которых первостатейной была одухотворенность техники

Великолепнейшую фортепианную отделку метнеровского исполнения, в котором не было ни одной неотшлифованной фразы, отмечал Г. Г. Нейгауз. Писал он и о феноменальной виртуозности Метнера, которая произвела сильнейшее впечатление во время его концертов в 1927 году .
Труднейшую Сказку «Шествие рыцарей» Метнер записал с покоряющей виртуозностью. Г. Р. Гинзбург, сам блистательный мастер, считал, что «в таком темпе сыграть эту Сказку с таким совершенством почти невозможно». К Метнеру как раз и относилось это «почти». Авторская запись впечатляет совершенством и в ми-минорной Сказке соч. 34 с ее кружевом вьющихся пассажей. Предельно отточенным пианистическим мастерством привлекают авторские интерпретации столь масштабных сочинений, как фортепианные концерты или «Сопата-баллада». Филигранностью пианизма, свободой средств, подвластных артисту,отмечены записи Первой импровизации, новеллы (соч. 17 № 1), ряда сказок.
В полной мере это может быть сказано и про ансамблевые записи Метнера. Впрочем, называть фортепианную партию в песнях Метнера аккомпанементом невозможно — и по сложности исполнительских задач (например, в «Телеге жизни» или «Зимнем вечере»), и по значимости она ничуть не уступает вокальной. Метнер принадлежал к пианистам, для которых первостатейной была одухотворенность техники. Это гармонировало с пониманием ее роли: «Техника искусства только тогда и техника, когда ее не замечают; но когда техника достигает этого высшего целомудренного совершенства, то тогда она имеет право занять свое скромное место в ряду других священных понятий искусства… Тогда уже она становится словом» . Еще на заре исполнительской деятельности музыканта Кашкин заметил, что «пианист г. Метнер очень сильный, но… его сила больше заключается в крупном стиле и содержательности его игры, нежели во внешнем блеске, хотя техника молодого виртуоза трудностей не боится» .
Стремление к ослепительной виртуозпости не вязалось со стилем метнеровского искусства. Об этом говорил и Ю. Н. Тюлип: «У Николая Карловича был превосходный пианистический аппарат, все отлично выходило, но не было внешне-виртуозного блеска, броскости, которая необходима концертирующему пианисту для широкой популярности». Эту мысль подтверждал А. Б. Гольденвейзер: «У него не было яркого размаха, хотя Метнер был первостепенным виртуозом, обладал замечательной техникой». И в исполнительстве он нередко был склонен к известной камерности с ее углубленностью и богатством подтекста. По кипучей жизни ритма, его неистощимому богатству исполнение Метнера без труда отличимо. Все, что ни играл он, было отмечено прежде всего своеобразием ритмики. И в творчестве, и в исполнительстве ритм Метнера всегда полон глубочайшего значения. Ю. Н. Тюлину особенно запомнилось поразительно волевое начало в ритмике Метнера, большая энергия. Агогика всегда сказывалась очень свободно, порой даже вольно, но эта свобода никогда не была размягченной, рыхлой. «Записать, как играл Метнер, вряд ли возможно, — вспоминал Тюлин, — настолько своеобразна была ритмическая организация его исполнения».