Неприязненное отношение Метнера к музыке Шёнберга
Показательны эпизоды, рассказанные Ю. Н. Тюлиным. Зная, что Николай Карлович (прежде всего, со слов Сабанеева) неприязненно относится к сочинениям Прокофьева, Тюлин вместе с пианистом Н. Штембером решили его познакомить с рядом произведений Прокофьева, остановив выбор на «Ригодоне» из двенадцатого опуса. Метнер посмотрел ноты, поначалу музыка явно нравилась ему. Это было заметно по лицу, выразительному, «как у актера Художественного театра». Затем Николай Карлович сел за рояль и обаятельно сыграл «Ригодон». Ему понравился дорийский минор — «как это хорошо!» Тут же досталось Сабанееву, несправедливо судившему о музыке, столь свежей по мысли. Вдруг Метнер заметил неожиданные скачки, а следом и параллельные квинты. Он сразу возмутился: «Это что за козлинные скачки? И квинты! Никакой связи с предыдущим». Настроение сразу ухудшилось, он стал говорить резко и возбужденно: «Такой талант — и никакой логики в форме. Куда хочет, туда и идет. Зачем же столетиями вырабатывались законы языка, формы?» В 1927 году, когда Метнер концертировал в Ленинграде, после одного из концертов речь зашла о П. Хипдемите. Метнор, отрицавший его музыку, настолько разволновался, что В. Х. Разумовская, Ю. Н. Тюлин и В. В. Щербачев постарались поскорее увести беседу от столь неприятной Николаю Карловичу темы. Известно также и неприязненное отношение Метнера к музыке Шёнберга .
Метнер решительно не допускал нарушения внутренней связи материала, как и измены гармонической чистоте. «Он был чувствителен, точнее — нетерпим к малейшей гармонической «грязи», она вызывала у Метнера отвращение», — вспоминал А. Б. Гольденвейзер. Причины очевидны. Метнер с понятной тревог следил за все более очевидным игнорированием «основных смыслов музыкального языка», которые он страстно отстаивал в творчестве и в «Музе и моде».
В сложном потоке музыкальных явлений Метнер услышал прежде всего стихию разрушения, грозящую музыке хаосом. Он считал нежелательным для гармонии фиксировать (особенно «с рабской поспешностью») существующую практику. «Подобное каталогизирование и как бы оправдание практики делает и гармонии какую-то паршивую губку», — писал Метнер. «Я тверд знаю и верю, что существует или, вернее, всегда существовала единая музыкальная… теория. Сейчас в практике музыкальной жизни этого больше не существует… мы живем во времен самого разгульного сектантства. Каждый, даже начинающий идет со своей теорией, и теорий таких существует почти столько же, сколько композиторов… Ныне мы стоим лицом к лицу не только перед этой самой техникой всяческого отрицания, но и перед отрицанием всякой техники… Я решительно заявляю, что все… законы для меня лично не потеряли нисколько значения… не только под давлением неприемлемой для меня практики современников, но и даже несмотря на редкие нарушения их почитаемыми мною авторами» .