Природа и роль мелодизма.

Некоторые из напевов, названных Яссером, Метнер узнал уже после создания произведений, когда за границей слушал много русских песен, напетых по его просьбе известным Кедровским квартетом. Метнер «даже страдал, что так мало знал и слышал, так как жил в плену у своего сочинительства или готовился к концертам… «Сорочинскую ярмарку», из которой якобы взял для Сказки соч. 51, никогда не слышал» .
Метнер постоянно подчеркивал приоритет мелодического начала: «Мелодия, мелодия и мелодия!» — таков лейтмотив его высказываний. «…Несомненно, Метнер считал важнейшим элементом музыки мелодию, — писал Нейгауз, — Шуберт, Глинка и Чайковский стояли перед его духовным взором как непревзойденные создатели самого прекрасного, что может родиться в искусстве звука, — мелодии. Загадочность, таинственная простота, естественность, красота и доходчивость шубертовских мелодий — вот что, как мне кажется, представлялось Метнеру наивысшим, наиценнейшим сокровищем музыкального гения» . Нейгауз сумел, как, пожалуй, никто другой, вслушаться в тайное тайных мелодий Метнера, понимая и неизбежное их отличие («время иное, люди иные!»).

У Метнера «на первый план выступает мелодия, скорей тема, притом по возможности ясных, простых контуров и почти всегда характерная, и также в большинстве случаев диатоничная»,— таково обобщение Н. Я. Мясковского . О «значительной мелодической красоте» сочинений Метнера писали многие критики . Когда профессор В. Поль цитировал высказывания Вагнера и Римского-Корсакова о мелодии как ведущем элементе музыки, Метнер отвечал ему: «Очень важно, что такие мастера инструментальной техники придавали величайшее значение мелодии — душе музыки, без которой она остается неодухотворенной плотью» .
И все же ни одна из особенностей метнеровской музы не вызывала столь разноречивых мнений, а то и откровенного непонимания, как природа и роль мелодизма. В бедности мелодического творчества упрекал Метнера Каратыгин. Сабанеев считал самой слабой стороной именно мелодию, которая «или вовсе отсутствует в его сочинениях, или отличается крайним отсутствием лиризма». Те же мысли Сабанеев повторил и через тринадцать лет, высказав их не менее категорично: «Метнер все же не мелодист. Отрешившись от мелоса условно чувственного, эмоционального, который диссонировал бы с его аскетизмом, — он не смог создать мелоса достаточно полнокровного и содержательного». Правда, укор, брошенный далее, звучит скорее похвалой: «Есть что-то иногда общее в его мелосе с мелосом последнего Бетховена, когда у того же отрешение от чувственного тона принимало форму абстрактного мелодического мышления» .
Постижению истины может помочь лишь обращение к первоисточникам, к самим произведениям Метнера. Прежде всего — к лучшим находкам Метнера-мелодиста (ибо о любом явлении мы вправе судить по высшим достижениям). Менее значительные, да и не вполне удавшиеся темы можно встретить едва ли не у каждого автора — зато «жемчужины» не могут возникнуть случайно. Только в душе большого художника, умеющего лелеять мелодические откровения, могла расцвести тема вступления из «Забытых мотивов»! Ее необъяснимые чудеса, вероятно, в слиянии целомудренности и тончайшей проникновенности с поистине классической простотой выражения. Ничего, кроме тоники и субдоминанты!