Тревога и сумрачность

К «буре души ночной» Метнер прикоснулся и в других сочинениях. Так может быть воспринят Этюд соч. 4, полный трепетной тревоги; отклик на тревожный зов времени ощутим в Сказке «Лир в степи» (соч. 35 № 4) с эпиграфом из Шекспира («Дуй, ветер, злись, пока не лопнут щеки…»), в пушкинской песне «Зимний путь» и, конечно, в Первом концерте, где образы не раз ассоциируются с порывами ночного ветра и человеческой тревоги. Не столь важно, виделись ли автору зловещие бури надвигавшейся войны, ощущал ли он тревожную атмосферу времени в «мгле метельной, кружащейся». Существенно, что большой музыкант по-своему запечатлел время, откликаясь на его зов. Мясковский справедливо отмечал обилие жизненных соков в искусстве Метнера.

Тревога и сумрачность у него не воспринимаются как неизбывная тоска или безнадежность. В трудную для русского искусства пору Метнер обращал свет своего искусства к людям . Его музыке присуще ощущение внутреннего здоровья даже там,где очевидна усложненность авторского сознания. К искусственной сложности восприятия располагала и художественная среда, с которой был связан Метнер . Особенности его натуры сказывались в изысканности и некотором многословии ряда сочинений, обремененных подробностями изложения. Композитор бывал нередко чрезмерно внимателен к деталям. Постепенно он пришел к выводу, что к намеченной цели следует «пробиваться через груды наваленного материала». Не потому ли Метнер счел необходимым прибегнуть к весьма решительным ограничениям? В одной из записей он напоминает себе о невозможности тратить более получаса на работу над одной деталью. «От утомления она (деталь. — И. З.) только ускользает. Переходить к другому» . Не остались, видимо, неуслышанными и советы Рахманинова, который рекомендовал Метнеру (в пору завершения Второго концерта) скорее заканчивать работу в целом, не обременяя себя придирками. «А мелкие поправки всегда будут, — напоминал Рахманинов, — и приступать к ним легче после прослушания Вами вещи» .
Преуменьшать значение этих трудностей не следует. Равновесие между единством целого и деталями давалось Метнеру ценой немалых усилий. Нельзя на сей раз отказать в проницательности Э. К. Метнеру, который давал совет брату: «Попытайся не для печати, а для себя сочинять al fresco, a la Scriabiane (который делает противоположную твоей ошибку) : возьми из сундука все свои infantilia и превращай их в grotesca, без филигранности, без сонатизмов и фугизмов, без отделки пианизма» . В «ажурной громоздкости» ряда сочинений Метнера порой создается впечатление «тесноты», будто вокруг больше предметов, чем способен сразу охватить взор. Пусть каждая из деталей по-своему интересна, но при их изобилии восприятию не всегда достает простора, «воздуха».