ИСПЫТАНИЕ ВОЙНОЙ

Почти столь же важна для понимания его творчества мысль о музыкальной графике в противоположность музыкальной живописности. Много лет спустя, все еще внутренне споря с идеалом красочности и нарядности, Мясковский продолжает отстаивать свое право на музыку совсем иного склада. Характерна беседа, приводимая композитором А. Ф. Козловским (он учился у Мясковского в самом начале 30-х годов):
«Мы много говорили с ним об оркестре. Мясковский считал, что если возникает простая музыкальная мысль, то и выражать ее следует простыми оркестровыми средствами, не увлекаясь «нарядностью». «Нарядность» хороша, но не для всякой музыки. «Мои партитуры, — говорил Николай Яковлевич, — считаются серо звучащими, но меня их звучание вполне устраивает, подобно тому, как может устраивать гравюра наряду с красоч- [1] Каратыгин В. Концерт из сочинений Метнера.—Речь, 1913, 23 янв. Перепечатано в кн.: Каратыгин В. Г. Избранные статьи. М. —Л., 1965, с. 67—69. ной картиной»». (Из рукописных «Воспоминаний» А. Ф. Козловского, использованных в книге Т. С. Вызго «Алексей Козловский», 1966 г.)
Важно отметить, что высокая и даже высочайшая оценка художественной заслуги того или иного композитора не всегда и не полностью совпадает с личным пристрастием. Последнее сложнее и прихотливее. Порою как раз то, чего недостает натуре Мясковского-слушателя, кажется ему особенно желанным и даже впечатляет сильнее. Таково, как можно думать, происхождение совершенно особенного чувства Мясковского к творчеству Римского-Корсакова, вызывающему у него холод восторга и слезы умиления.
Лирик Мясковский настойчиво тянется к музыке эпической. Об этом свидетельствует его творчество зрелых лет. Важно в этом плане и раннее признание в письме к Б. Л. Яворскому, вскоре после появления в печати статьи «Чайковский и Бетховен»:
«…По правде говоря, я не такой уж любитель Чайковского; я убежден, судя по его лучшим сочинениям, что это величайший из живших русских композиторов, но мои личные склонности вообще более на стороне музыки статической [1], а в частности, я холодею, только слушая Римского-Корсакова. Снегурочка, Кащей, Китеж способны сделать из меня, выражаясь фигурально, «источник слез»». (Из письма Н. Я. Мясковского к Б. Л. Яворскому от 1 ноября 1912 г.)
Сохранилось любопытное свидетельство о внешнем облике композитора в первые недели войны:
«…Я впервые увидел Николая Яковлевича в коридоре Петербургской консерватории в 1914 году. Он выходил из кабинета А. К. Глазунова в военной форме саперного офицера, стройный, шел бодрым шагом. Весь облик его был суровым, но в уголках серых глаз светились искорки». (Из заметки А. В. Гаука «О Николае Яковлевиче. Из блокнота воспоминаний».) [1] Таллин. Перевод в Таллин (очевидно, по инициативе В. В. Яковлева) состоялся еще в ноябре 1915 г., служба Н. Я. Мясковского в этом городе закончилась в декабре 1917 г.