НА ПОРОГЕ НОВОЙ ЭРЫ

В осознании громадного, совсем нового для композитора общественного опыта, которым одарила его тяжелая, несчастливая для России война, немалую роль сыграла встреча с человеком определенных левых убеждений. Этот важный момент отмечает А. А. Иконников:
«По словам [В. В.] Яковлева, Мясковский весьма дорожил дружбой, возникшей у него на фронте с московским врачом Александром Михайловичем Ревидцевым. Со слов композитора и по свидетельству Яковлева, Ревидцев оказал большое влияние на Николая Яковлевича в смысле приближения его взглядов к современности, к правильному пониманию происходящих тогда политических событий в России. Ревидцев, как полагает Яковлев, был убежденным агитатором и, по-видимому, в какой-то мере был связан с революционным движением… Мясковский рассказывал [А. А. Иконникову], что… по его представлениям, в этом человеке олицетворялось все… что отличало передовых людей того времени, — непоколебимая убежденность в преобразующей силе революционных завоеваний, ум, оптимизм, чистота чувств и редкая отзывчивость». (Из книги А. А. Иконникова «Художник наших дней Н. Я. Мясковский».) [1] Собственник магазина, где продавались эти инструменты (примеч. Е. В. Копосовой-Держановской).
[2] Держановский.
Революционные события весны 1917 года не застигли Н. Я. Мясковского врасплох, хотя едва ли перед ним сколько-нибудь ясно вырисовывалась перспектива дальнейшего. Сперва он всей душой откликнулся на открывшиеся после Февраля возможности коренного улучшения жизни солдат. Сознание необходимости глубоких перемен во всем строе русской жизни пришло позже.
«…Все, что произошло, меня обрадовало до крайности по самой сущности как в общем смысле, так и по отношению к военному быту. Расчистка нравов в этом болоте — одно из самых насущных дел. Мне не трудно, ибо, насколько Вы меня помните, я никогда не был фанфароном и различал людей не по классу и одежде, а по умственному и душевному багажу. В остальном я различия не делал. Поэтому для меня теперь больше суеты, как всегда при всяких переустройствах, и никакой ломки». (Из письма Н. Я. Мясковского к Е. В. Ко-посовой-Держановской от 19 марта 1917 г.)
Радикализм взглядов Мясковского быстро нарастает. Всякий компромисс, всякая промежуточность вызывает у него резкое отвращение:
«Как жалка наша интеллигентская жизнь, как все бегают друг у друга на помочах в каком-то заколдованном кругу лиц, мыслей. Я предпочитаю «ленинство» во всех областях жизни. Довольно с меня этих социал-демократов, платящих тысячные подоходные налоги и Процеживающих свою идеологию через плотные оконные занавески. К черту!
…В общем паша теперешняя жизнь, богатая по содержанию, приняла уродливые формы, и это тоскливо. Кстати, скоро ли пройдет общий шовинистический угар? Я все-таки стою на том же, на чем стоял в начале войны, — это нелепость. После крушения такой монархии, как Россия, монархизм как принцип становится чем-то вроде червеобразного отростка слепой кишки, и если Германия будет побеждена, то не силой оружия (хотя это возможно, но, по-моему, не нужно), а общей перестройкой мозгов и изнутри… У меня впечатление, что потребность мира теперь конкретно созрела, это просто вопрос формы и нескольких дней — недель. Мне нужно одно — вернуться ко всяким там симфониям и тому подобное…» (Из письма Н. Я. Мясковского к Б. В. Асафьеву от 16 мая 1917 г.)