Николай Яковлевич очень ценил и любил Бориса Владимировича, они были близкими друзьями

Статьи и книги, им подписанные, принесли автору почетную известность. О том же говорит авторитетное свидетельство Е. В. Копосовой-Держановской:
«Николай Яковлевич очень ценил и любил Бориса Владимировича, они были близкими друзьями много лет, и без его одобрения он в те годы не выпускал в свет ни одного своего произведения. «Человек редчайших качеств, — писал об Асафьеве Николай Яковлевич в одном из своих писем. — Я так горячо верю в него (по организации своего дарования и легкости творческой он в тысячу раз превосходит мое о себе мнение) и так убежден в необходимости открыть ему серьезную дорогу, что меня никто и ничто не поколеблет в отношении к нему» (октябрь, 1914 г.)». (Из статьи Е. В. Копосовой-Держановской «Памяти друга».)
Значительный интерес возбуждают встречи Мясковского с одним из наиболее оригинальных и ярких представителей музыкальной мысли, Б. Л. Яворским. Вот как об этом со слов композитора рассказывает А. А. Иконников:
«За лето [1912] Мясковский сумел возместить… некоторые пробелы своего консерваторского образования. Он познакомился с автором новой тогда теории ладового ритма, теоретиком и композитором Б. Л. Яворским. В течение двух недель, проведенных в Москве, ежедневно беседуя с Яворским, анализируя вместе с ним свою Вторую симфонию и решая множество задач по полифонии, поддерживая затем в течение года переписку, Мясковский впервые получил теоретическое обоснование не только привычным для его слуха гармоническим комплексам, уже существовавшим во Второй симфонии, в романсах и фортепианных произведениях, но и большинству явлений современной музыки (поздний Скрябин)». (Из статьи А. А. Иконникова «Н. Я. Мясковский», 1941 г.)
Но какой бы высокой ценностью ни обладали дружеские, творческие, интеллектуальные связи с Про- кофьевым, Асафьевым и Яворским, семья Держановских давала Мясковскому то, что никто иной в те годы дать ему не мог: душевное тепло, бесконечную заботу, безусловную веру в его призвание, бодрящее ожидание новых и все более значительных сочинений. Как-то Асафьев, с легким оттенком иронии и досады, назвал отношение Держановских «культом композитора Мясковского». В эти ранние годы композитору Мясковскому, подверженному приступам сомнения и неверия в свои силы, как воздух, нужны были сердечные заботы и безоговорочная вера. Тридцать лет спустя, в 1942 году, узнав о кончине В. В. Держановского, Николай Яковлевич написал его вдове:
«…Со смертью Владимира Владимировича ушла целая полоса, быть может, наиболее яркая и во всяком случае самая плодовитая, из нашей жизни». (Из статьи Е. В. Копосовой-Держановской «Памяти друга».)Определенно выраженное, настойчивое тяготение композитора к сгущенно-трагическим темам сближает его со многими представителями русского предвоенного и предреволюционного искусства, весьма различными по складу и художественному направлению. Напомним имена Бунина, Леонида Андреева, Куприна, Сергеева-Ценского, Блока, Марины Цветаевой, Маяковского.