ВЫБОР ПУТИ

В ранние годы неудержимое влечение Н. Я. Мясковского к музыке носит стихийный, неосознанный характер и внутренних конфликтов не вызывает. Иное дело — следующая полоса жизни будущего композитора. Отношение к искусству год от года становилось глубже, профессиональнее, речь шла теперь уже не о слушании музыки, не о наслаждении ею, — а о творчестве и нравственном праве на творчество. Молодому военному инженеру надо было решить: истинно ли ему необходимо стать музыкантом и каким путем можно осуществить эту мечту. Вопросы о том, как жить дальше, о наличии или отсутствии музыкального призвания, встали перед юношей еще раньше, когда после училища он попал в саперный батальон, стоявший в глухом провинциальном Зарайске. О тогдашнем душевном состоянии Николая Яковлевича, судившего себя весьма сурово и без всякого снисхождения, мы узнаем из сердечных, заботливых писем к нему отца; узнаем мы в них и черты, общие для двух представителей семьи Мясковских:

«Спасибо тебе за письмо, за то, что ты откровенно высказал мне, что лежит у тебя на сердце, что тебя волнует… Как и ты, я не выношу упреков, если в них кроется даже намек на недобросовестное исполнение мною дела; указаний же, конечно справедливых, на ошибки я не боюсь… В молодости, в первые годы службы и мне казалось, что я не терплю военной службы из-за, как ты говоришь, «самодурства власти». Впоследствии… я с удивлением увидел, что именно в военной-то меньше всего самодурства власти, меньше всего рабства, так как все это регулируется и уравновешивается дисциплиной, равно обязательной для высших и низших.
…Ты пишешь о своей исключительной склонности и любви к музыке и полагаешь, что я этого не знаю; не только знаю, но и заметил в тебе это раньше, чем ты сам осознал, и я всегда был готов сделать все, чтобы эта склонность и любовь в тебе не угасла, а развилась. Точно также и теперь твое стремление к музыкальной деятельности не только не смущает меня, но вполне мною приветствуется. Что касается сознанного тобою отсутствия искры божией, то позволю себе обратить твое внимание, что если ты ее не заметил до сих пор, то это еще не значит, что ее нет.
В музыкальной деятельности столько сторон, столько очагов, что, может быть, на одном из них и тлеет незаметно эта искра, ждущая лишь притока елея, чтобы ярко разгореться. Уже одна та любовь к музыке и стремление к деятельности в ней — есть тоже уже искра божия, хотя, быть может, блуждающая, еще не нашедшая питающего ее очага… Та же совсем необычная для кадрового офицера тех лет широта взгляда, та же глубокая заботливость сквозит и в письме, направленном в Москву, куда тем временем перевели Николая Яковлевича:
«…Странные вещи ты пишешь. Корпус кадетский будто бы не дал тебе никакого образования и будто бы ты погубил почти себя только потому, что попал в корпус и училище! Ну, скажи, пожалуйста, неужели какие-нибудь 1 — 11/2 года, в течение которых тебе, по твоему мнению, невозможно отдаться музыке, то есть любимому занятию, — есть уже ошибка? Что же твоя вся интеллигентская жизнь и вообще жизнь тут и кончается, а далее — одно прозябание?! Ведь только гении проявляют себя чуть не с пеленок, но зато и сгорают в большинстве случаев скоро (особенно русские), а все остальные, хоть и самые талантливые, вырабатываются постепенно, и лишь к 40 годам, как это доказано историей человека, наступает полный расцвет сил и дарований! Сколько у тебя еще жизни впереди по милосердию божию, но только не нужно шатания в мыслях, падать духом, отчаиваться, а нужно работать и трудиться настойчивее, несмотря ни на какие препятствия, положения и временные неудачи…