Большое количество оперных и опереточных спектаклей
Несколько меньше других выступал со статьями и речами Николай Васильевич Смолич.
Талантливый драматический артист, работавший в Академическом театре драмы (бывш. «Александринка»), он очень быстро выдвинулся на режиссерском поприще. Не боявшийся экспериментов и успешно проводивший их Экскузович, испытав его постановочные способности на драматической сцене, поручил ему «на пробу» поставить «Травиату».
Искус прошел удачно, и Смолич был зачислен в оперный театр.
У Смолича было одно важное преимущество перед многими режиссерами: он умел показать актеру не только что делать, но и как делать. Достаточно музыкальный, он вначале был очень осторожен в своих требованиях на оперной сцене. С течением времени и ростом своего авторитета он, однако, стал терять «оперный такт». Выдумщик и трюкач не хуже других, порой поощряемый Самосудом, который одно время сильно увлекался модернизмом в музыке и симпатизировал биомеханике на сцене, Смолич иногда отходил от реализма музыкального театра.
Им поставлено большое количество оперных и опереточных спектаклей, среди которых наибольшим успехом пользовались оперетта Лсгара «Желтая кофта» и полуоперетта Кшенека «Джонни наигрывает».
Встречаться по работе мне со Смоличем не приходилось, кроме постановки «Прыжка через тень». Уловить его основную режиссерскую концепцию, какую-то принципиальную линию, вроде радловской «спектакль важнее произведения» или раппапортовской «давайте пока строить музей», мне не удалось. Ее, кажется, у него и не было. Он брал каждый спектакль an und für sich (сам по себе) и старался, во всяком случае, эпатировать зрителя. Чаще всего это ему удавалось. Но бывали и неудачи, как «Русалка» в Малом оперном театре или «Гугеноты» в Кировском. Работоспособность Смолича была огромна.
Многим казалось, что Смолич готовит каждую новуюпостановку без учета индивидуальности исполнителей, которые будут заняты в спектакле. При повторении постановки в другом театре и с другим составом многое казалось знакомым, как будто действовал некий трафарет.
Переработка классических произведений под углом зрения их социологизации превратилась в двадцатые годы в эпидемию. Постановки пьес Гоголя и Островского Мейерхольдом, «классика дыбом», проникновение драматических режиссеров на сцену музыкального театра породили идею модернизации классических опер. Постановщики исходили из текста либретто, по-своему переосмысливая его, и нередко оказывались со своим творением далеко от музыки. «Лавры» И. М. Лапицкого, которого печать единодушно хвалила за реалистические постановки «Евгения Онегина», «Мастеров пения», «Бориса Годунова», «Кармен», веристских опер «Богема» и «Паяцы», но также единодушно бранила за опыты с «Мадам Баттерфляй» и «Риголетто», не давали покоя ни С. Э. Радлову, ни другим режиссерам. Печать отмечала, что даже «Карменсита и солдат» в постановке Вл. И. Немировича-Данченко — «это эпигонство в отношении неудачных опытов Лапицкого».