Давайте походим по бульвару

От работы над «Пакетботом «Тенасити» и «Калькуттой» мы с Алексеем Николаевичем отказались и некоторое время после этого не встречались.
Работа над «Пророком» привела меня в Москву — в Библиотеку имени Ленина. И там меня осенило. Не заинтересуетсяли Алексей Николаевич большой темой крестьянских войн? Перекопав много материала, исторического и литературного, я бы мог навести Толстого на мысль о масштабной трагедии из истории крестьянских войн и анабаптистов. Я позвонил ему и кредложил встретиться. Он моментально откликнулся:
— Я сейчас спешу в Литфонд. Выходите со своих Петровских ворот и шпарьте к памятнику Пушкина. Там встретимся и потолкуем. Если дело, потом пойдем ко мне, а?
В момент встречи неожиданно, при относительно ясном небе стали падать большие хлопья мокрого снега. Толстой чертыхнулся, протер очки, крепко затянулся трубкой и говорит:
— Хоть и чертова погода, давайте походим по бульвару.
Пошли. Толстой слушал меня внимательно. Мне стало казаться, что он чрезвычайно заинтересован, у него даже глаза заблестели. Снег слепил мне глаза, а ему очки. Но он их вытирал спокойнее, потухшую трубку раз-другой оглядел, но не зажигал, несколько раз останавливался и так смотрел на меня, точно я вещал какую-то невероятную истину. Редкие, но существенные вопросы подзадоривали меня, и я все ждал, что вот-вот он, как это было при чтении «Тенасити» или «Калькутты», начнет подсказывать, что последует дальше. Но нет, он, против обыкновения, не перебивал меня никакими предположениями. Когда я кончил, он помолчал, закурил трубку, два раза затянулся и остановился.
— Нет, — начал он, — вы назвали ряд источников на языках, которых я не знаю. А для исторического труда надо чувствовать аромат записи. Нет, моя душа лежит к русской истории. Петр, Иван Грозный, Екатерина или… или полководцы Суворов, Кутузов. А? Нет, не тянет. А вас из-за чего туда потянуло?
Я стал подробно рассказывать об опере, обрушился на Скриба.
— Ну, это вы, друг мой, перехватили. Скриб был замечательный мастер, с хорошим чутьем. Впрочем, виноват, договаривайте.
И тут, все же не дав мне договорить, он неожиданно остановился и вцепился в лацкан моего пальто.
— Это интересно — то, что вы рассказываете, — сказал Толстой. — А вот мы с Шапориным на «Декабристах» никакдоговориться не могли. Я ему доказывал, что драматургия в таком-то месте требует, скажем, монолога или в другом месте, наоборот, диалога, а он лезет в бутылку и требует наоборот.