Нас три либреттиста

В тот самый день, когда в театре было раскритиковано либретто, я пришел к Самосуду по поводу перевода оперы Яначека «Енуфа». Опечаленный Френкель еще не успел уйти. Самосуд знакомит нас и роняет фразу:
— Талантливый композитор, а не может найти либреттиста. Может, вы ему поможете?
Я недоумеваю и вопросительно смотрю на собирающегося уйти Френкеля. Тот понуро молчит. Самосуд его выпроваживает и буквально набрасывается на меня, как будто я виноват в неудачном либретто. Говорит он взволнованно совсем не мне, а как бы сам с собой. Смысл его ворчливой речи такой.
Нас три либреттиста — уважаемые литераторы, политически грамотные люди, пишут пьесы, критикуют, а сами сделали политически неверное либретто. Люди же, которые выросли в театре, которые любят и знают оперу и владеют пером, занимаются не сочинением либреттодля советских композиторов, а переводами «Трубадура», «Телля» и других опер, которые «можно без ущерба ставить в старых переводах, — все равно половины слов не слышно».
Я даю ему выговориться, успокоиться и задаю несколько вопросов. Он подробно рассказывает историю создания «Рассвета» и называет авторов. Имена настолько громкие, что я категорически отказываюсь даже прикоснуться к клавиру. Но Самосуд настойчив, он даже стыдит меня.
— Вы общественный работник, вы обязаны помочь Френкелю. Сделайте хоть попытку, уберите из клавира политические ошибки.
Я отказался и ушел. Но когда года полтора спустя председатель месткома Союза советских композиторов А. П. Гладковский, в за ним О. Д. Форш обратились ко мне с той же просьбой выручить композитора, предлагая «карт бланш» на любые переделки, я стал изучать материал. Я исходил из мнения Самосуда о политической ошибочности либретто. Он не позаботился подробно сформулировать свое обвинение, но я понял, что, как авторы либретто ни старались, героем спектакля оказывался… провокатор. Как только я это установил, переработка либретто уже не представляла больших трудностей.
Обстоятельства сложились таким образом, что, когда в 1938 году опера Френкеля «Рассвет» была закончена, Самуил Абрамович Самосуд уже работал в Москве, и оперу поставила Оперная студия Ленинградской консерватории. Но при первой встрече с Самосудом после премьеры он засыпал меня вопросами о судьбе оперы и о подробностях переделки. Вдохновителем ее был все же он.
Ольга Дмитриевна Форш не только уговаривала меня помочь Френкелю, разрешая сделать любые поправки в либретто, она даже написала по моему плану две или три арии, хотя я предупреждал, что при «укладке» слов на музыку кое-что придется заменить. Когда опера пошла, Ольга Дмитриевна категорически отказалась от какой бы то ни было части поспектакльного гонорара, и мне пришлось настоять на получении ею своей доли при помощи Ленинградского отделения Всесоюзного управления по охране авторских прав.
Заканчивая характеристику деятельности крупнейшихленинградских советских оперных дирижеров, я хочу процитировать одно короткое, но чрезвычайно емкое определение особенностей исполнительского мастерства, которое дал Анатолий Дроздов («Советская музыка», 1949, № 3).