Подрядчик погрузочно-разгрузочных работ

Чтобы не тратить времени на перевод, я положил перед собой оригинал «Тенасити» и стал читать пьесу Толстому по-русски. Текст пьесы не отличался ни трудными оборотами, ни особыми литературными красотами, но, переводя с листа, «на глазок», я, естественно, часто запинался: то не хватало подходящего слова, то образа, то оборота. Толстой тут же, на ходу, не только подбрасывал то, и другое, и третье, но вставлял замечания и по существу. И тут же иной раз прибавлял:
— Не тот сюжетный поворот, не так это нужно сделать, а вот как бы я это сделал…
А несколько фраз или явлений спустя прибавлял:
— Видите, я был прав!
Начиная со второго акта он безошибочно угадывал намерения автора и конкретной критикой оправдывал незадолго до того сделанное замечание или предложение.
Содержание пьесы было вкратце таково. Американский стивидор [1] фрахтует заведомо обреченную на гибель
Подрядчик погрузочно-разгрузочных работ.при первом же шторме давно обветшавшую шхуну «Тенасити» и страхует свою жизнь, ее и груз на большую сумму. Нанимаемые им матросы предчувствуют беду и боятся ее, но, давно голодные из-за безработицы, они готовы верить капитану, который их успокаивает. Между тем капитан идет на риск. Судно, конечно, гибнет вместе с командой. Мелодраматическую сцену представляет собой последний акт, в котором вдовы и осиротевшие дети являются к стивидору, где их заранее поджидает полиция.
Перед последним актом мы сделали в чтении перерыв. Алексей Николаевич, как бы читая по нотам, предсказал весь ход пьесы в последних сценах. И закончил:
— Мы, конечно, дочитаем, но работать над этой пьесой не стоит: для нашего зрителя, хорошо распропагандированного против капитализма, это уже вчерашний день.
Другая пьеса, «Калькутта», имела такое содержание. Английский резидент в Индии Эстингс строит пенджабскую дорогу. Зверски эксплуатируя туземцев, он к тому же при помощи жены берет взятки с подрядчиков и наносит английскому государству колоссальный ущерб.
Сюжет показался мне, а затем и Алексею Николаевичу интересным. Чтение происходило, как и в первый раз, с листа. Толстой и тут часто перебивал меня конкретными замечаниями и предложениями о переделках. Слушая последний акт, он неоднократно бросал такие восклицания: «Вот это здорово, но я еще подперчу… Этой стерве нужно иначе наступать на хвост»… «Вот что значит — буржуазная ограниченность мышления». И далее в этом роде.
Это происходило в те самые недели, когда Толстой диктовал машинистке роман, кажется, своего «Петра». В кабинете на столах, на диванах и прямо на полу лежало множество фолиантов, и мысли Толстого, казалось, целиком были заняты основной своей задачей. Однако емкость его таланта была такова, что грандиозный замысел не мешал ему уделять внимание и время другим замыслам. Все это меня, однако, не очень удивляло, так как о размерах его писательского дара я по его книгам имел достаточно точное представление.