ПОКАЗАТЕЛЬНЫЙ ТЕАТР

Я привел эти программы, дабы читатель получил представление о масштабе работы Политуправления Балтфлота и заодно узнал имена исполнителей в этих музыкальных мероприятиях, в которых участвовали впервую очередь и в максимальном количестве лучшие артисты Академического театра оперы и балета.
Сухопутные воинские части не имели такого грандиозного зала, как Балтфлот, и очень редко получали симфонические концерты. Это было тем обиднее, что при некоторых полках после мобилизации во время первой мировой войны были сформированы замечательные оркестры — буквально из одних виртуозов. Но большие концерты для Красной Армии, дававшиеся все же изредка в самих казармах, по серьезности программ не уступали пубалтовским.
В период гражданской войны и интервенции нередко во время исполнения делались перерывы; в середине номера в зале неожиданно появлялся комиссар части и выкликал:
— Взвод такой-то, в маршевую роту!
Вызванные красноармейцы бесшумно поднимались и торопливо покидали свои места. Через две-три минуты раздавалась команда: «Концерт продолжать!» И мы начинали прерванный номер сначала.
На флотские спектакли или концерты мы являлись сами, но по окончании нас развозили на грузовиках по домам или, во всяком случае, довозили до площади бывш. Мариинского театра. За исключением одного случая, когда грузовик с полным составом «Севильского цирюльника» был на волосок от падения с Николаевского (ныне лейтенанта Шмидта) моста в пучину Невы, мы не только аварий, но и неприятностей не имели.
Из армейских частей пас зимой развозили на дровнях, а летом на двуколках или телегах. В Гренадерских казармах на Выборгской стороне нас, солистов, часто награждали тяжелыми ящиками с угольной пылью, которые выдавались в виде платы за концерт. Мы кое-как дотаскивались до Сергиевской улицы (ныне ул. Чайковского), а там возница отпрашивался. К ящикам мы привязывали веревки и волокли их по снегу до дома — иногда пять-шесть километров: эти ящики из толстого дерева служили прекрасным топливом для буржуек.
В то время мы были так молоды и бодры, что происшествия нас только забавляли. Нашего аккомпаниатора один раз такой ящик с угольной пылью спас от бандита, вознамерившегося снять с него пальто: пианист набрал полную пригоршню угольной пыли и, бросив ее грабителю в лицо, толкнул ему под ноги ящик. Бандитупал, а пока он кое-как протер глаза, пианиста и след простыл.
Случались и другие неприятности, но романтика эпохи была так велика, что даже толстенная певица Анна Мейчик, выпав однажды из перевернувшихся саней в ГРУДУ снега, своим громовым и веселым альтовым голосом, позволявшим ей иногда не без успеха выступать в партии Демона, воскликнула:
— Вот вам и ангел в снежной ванне! (Она пела в тот вечер Ангела в «Демоне».)
Человек одарен счастливой особенностью — он охотно забывает неприятности. Но приятных ощущений, которые мы тогда переживали, энтузиазма, с которым большинство из нас несло свое искусство народу, мы не забудем.