В один из весенних дней

Как уже упомянуто, Глазунов с первых дней своего директорства в консерватории поставил себе за правило знать в руководимом учреждении все и всех. Большинство студентов — способных, в первую очередь,— он знал по фамилиям, всех педагогов и по имени-отчеству. Посещая классы во время занятий, присутствуя на большинстве экзаменов, подписывая ежегодные отчеты или делая их сам, он усваивал все цифры и в любую минуту мог сказать, сколько учащихся на том или ином факультете.
В один из весенних дней 1914 года оркестр Музыкальной драмы (он же оркестр РМО) собрался для репетиции симфонического концерта под управлением А. К. Глазунова. В программе стояла ария Лоэнгрина, которую должен был исполнять артист Музыкальной драмы К. С. Исаченко. Помост над оркестровой ямой был наведен, оркестр рассажен, инструменты настроены, солист на месте, а Александра Константиновича, вообще не любившего опаздывать, все нет. Появился он в последнюю минуту. Исачеико поднимает оркестр для обычной приветственной встречи и бежит навстречу Глазунову. Тот на ходу пожимает ему руку и, запыхавшись, говорит, обращаясь к оркестру и к сидящим в зале немногочисленным слушателям репетиции:
— Господа, хотите прослушать каламбур?
Его предложение принимается, конечно, с восторгом. Тогда он подходит к своему пульту и говорит:
— Когда я взмахну палочкой, заиграйте все, все без исключения, и играйте кто что хочет, но обязательно вдо мажоре. Несколько тактов любой мелодии, но, повторяю, обязательно в до мажоре. Когда я взмахну вторично, сразу обрубите.
Грянула невообразимая какофония, которую Глазунов через две минуты остановил. Стоя вполоборота к залу, он с горькой улыбкой на устах пояснил:
— Я только что слушал «музыку будущего» — вот почему я опоздал. А сыграл я ее в назидание современным композиторам.
Все рассмеялись, а Александр Константинович приступил к репетиции.
После того как в лермонтовском «Маскараде», с блеском поставленном В. Э. Мейерхольдом в бывш. Александрийском театре, прозвучал романс Нины, тенор К. С. Исаченко решил включить его в свой концертный репертуар и обратился к Глазунову за разрешением. Глазунов пришел в полное недоумение.
— Ведь я писал для женского исполнения! — сказал он, разводя руками.
Однако Исаченко был готов к такому ответу и возразил:
— Но слова-то идут от мужчины!
Он стал декламировать:
Когда печаль слезой невольной
Промчится по глазам твоим,
Мне видеть и понять не больно,
Что ты несчастлива с другим.