Во Флоренции в XIII веке

Пятнадцатиминутный диалог в комедии (в комедии даже, а не в трагедии!) давал такую же усталость, как чуть ли не восемь часов физического труда. Как рассказывали сотрудники, производившие обследование, Владимир Михайлович очень интересовался этими материалами. Воспользуюсь случаем, чтобы рассказать и о личной встрече с этим выдающимся ученым.
23 мая 1923 года я спел последний свой спектакль, а 25 мая 1923 года поступил на несколько дней в клинику профессора-кардиолога Г. Ланга.
В первый же день мне из дома привезли свежую корреспонденцию, в которой было несколько вырезок из разныхфранцузских музыкальных журналов о новостях музыкальной литературы. Между прочими вырезками оказалась и рецензия на новую одноактную оперу Дж. Пуччини «Джанни Скикки». В вырезке было максимум пятнадцать строк, из которых две трети были посвящены восхвалениям композитора и его музыки, а остальное сюжету. Последний заключался в следующем.
Во Флоренции в XIII веке умирает богатый купец и оставляет завещание, по которому почти все его имущество переходит к благотворительным учреждениям. Родственники покойного пытаются, скрыв завещание, забрать львиную долю имущества себе. Но им помешал бывший с ними в сговоре жулик-адвокат: он отдает родственникам ничтожную часть имущества, а самые драгоценные вещи и дома присваивает себе. Никаких подробностей сценических ситуаций в рецензии не было — был лишь остов сюжета. О том, что этот сюжет взят либреттистом из «Божественной комедии» Данте, я тогда представления не имел. Не довелось мне и по сию пору прочитать итальянскую новеллу на ту же тему.
Прочитав рецензию два раза, я был удивлен, что такой крупный композитор, как Пуччини, увлекся такой мелкой темой — вор у вора дубинку украл, — но решил все же когда-нибудь достать клавир оперы «Джанни Скикки».
Прочитав остальные вырезки, я прилег на свою больничную койку и заснул. Проснувшись, я с поразительной четкостью припомнил все, что мне только что приснилось. Меня словно что-то подхлестнуло, мною овладела мысль написать пьеску… До того я никогда дальше переводов в своей литературной работе не шел и стать драматургом даже во сне не собирался. Но влечение было непреодолимо. Я попросил у медсестры несколько листков той бумаги, на которой пишут истории болезней, перо и чернила и начал писать. Часа через три одноактная комедия была готова. Я ее тут же отредактировал, выйдя из клиники, передал Николаю Васильевичу Петрову — тогда худруку театра «Балаганчик», и осенью того же года она была им блестяще поставлена. Он попросил только об одной поправке. Пьеса была названа мною «Наследство Ефима Рубинштейна», а премьером труппы был в то время Роман Михайлович Рубинштейн. Петров считал, что это совпадение фамилий нужно устранить. Я назвал свою одноактную комедию «НаследствоЕфима Райхмана». Она довольно долго шла в «Балаганчике», затем Владимир Яковлевич Хенкин включил ее в свой репертуар в Свободном театре и, гастролируя, повез по городам и весям. Она исполнялась до 1927 года.