Возражения критики
Со слов известного в свое время тенора Мариинского театра А. М. Давыдова расскажу об одном любопытном эпизоде из жизни Александра Константиновича.
В 1934 году в Париже была сформирована оперная труппа с участием Ф. И. Шаляпина. Режиссером в ней был А. М. Давыдов.На генеральной репетиции «Князя Игоря» выяснилось, что чистая перемена между прологом и первой картиной первого действия не укладывается в три минуты — предельный в Париже срок для безантрактного перерыва. Тогда встал вопрос о купюре пролога. Антрепренер не соглашался, так как «Князь Игорь» был в Париже хорошо известен и такая купюра могла вызвать резкие возражения критики. После долгих споров было решено положиться на решение Глазунова. Он был болен, и к нему выехала целая делегация. Выслушав обе стороны, Александр Константинович посетовал на то, что декорации стали в опере занимать более важное место, чем музыка, затем усмехнулся и спросил антрепренера:
— А музыкой заполнить перерыв можно?
— Конечно… если она хорошая,—ответил антрепренep.
— Тогда начните с пролога, а в перерыве сыграйте увертюру, — предложил Глазунов, и все облегченно вздохнули.
Об этой перестановке многие отзывались с похвалой.
Во время Великой Отечественной войны я жил в Ташкенте. Там я случайно услышал, будто Глазунов состоял в Париже почетным председателем белогвардейской консерватории. Я запросил об этом А. М. Давыдова, сходившегося в это время в эвакуации в Новосибирске. И вот как он откликнулся на это в письме от 17 июня 1943 года:
«Очередная ложь и клевета, что А. К. был почетным председателем «горе-русской консерватории в Париже» как громко сказано!), состоявшей из двух комнатушек и стольких же преподавателей. Вам напутали. Эту «почетную» должность занимал бывший директор императорских театров С. М. Волконский. Это злопыхательство я категорически отвергаю».
А. М. Давыдов прожил в Париже с небольшими перерывами с 1924 по 1936 год и все время встречался с Александром Константиновичем.
По словам Давыдова, возвращению Александра Константиновича на родину очень мешало его окружение, в первую очередь друзья его — О. Н. Гаврилова и Н. В. Арцыбушев. Подробные рассказы Давыдова о егобеседах с Глазуновым, особенно в те недели, когда Давыдов готовился к отъезду домой, не оставляют сомнений в том, что главной помехой к возвращению Глазунова в Советский Союз были также тяжелая болезнь и почти полная невозможность передвигаться без посторонней помощи.
Скромность Александра Константиновича хорошо известна. И только в одной области о ее терял: в вопросах собственного дирижирования.
Как показывала практика, он отнюдь не обладал необходимой для дирижера императивной волей, технически не был достаточно опытен, иногда затягивал темпы и при недоразумениях терялся. Если бы не безграничный пиетет, который к нему питали оркестранты, всеми силами помогавшие любимому композитору, недоразумения могли бы повторяться.