Хрипловатый голос Кугеля

Бросив на вокзале в чудовищной свалке, чуть не стоившей мне жизни, не только свой багаж, но и друзей, я около шести часов следующего утра оказался на датской фере . И первое, что я услышал, это был хрипловатый голос Кугеля:
— Не-е-ет, — почти кричал он,— это безумие не кончится в две недели, это борьба на уничтожение противника! Весь мир подымется, никому не выгодно нас отдать на растерзание немцам! Чего мы стоим при теперешнем режиме одни, — мы уже показали в русско-японской войне.
Кто-то высказал сомнение, ввяжется ли Англия в войну.
— О! — уже совсем крича ответил Кугель. — Эти первые будут ловить рыбку в мутной воде. А Америка? Ей тоже больше по пути с нами, чем потворствовать грабительским действиям немецкого колосса!
Через несколько дней большая группа русских шумно обсуждала в вестибюле стокгольмской гостиницы маршрут в Россию. Выбор был невелик: либо вдоль всей Швеции до Гапарады-Торнео, либо, перерезав Финский залив, из Швеции в финский Улеаборг. Первый путь должен был отнять часов 60—65 до границы и три дня на передвижение вдоль Финляндии по одноколейной железной дороге, перегруженной почти по всему пути
[1] Фере — паром, который перевозит целые поезда с пассажирами.
военными эшелонами. Этот путь был безопасен. Второй требовал 12—14 часов, но представлял известный риск: говорили, что немецкие подводные лодки перехватывают пассажиров-беженцев и увозят их в лагеря для военнопленных. Кугель стоял за второй путь, наиболее короткий.
— Не только я, газетчик, должен быть дома — всем нужно спешить,— говорил он. И, встав между мною и А. М. Давыдовым, тихо добавил: — Россия… а ей мы все нужны, и как можно скорее.
Выйдя из обступившего его круга людей и сделав несколько шагом в сторону, он резко повернулся ко мне и добавил:
— А мам рисковать нельзя: вы, кажется, ополченец второго разряда? Вот мне уже тут рассказали, что немцы раскаиваются в соблюдении международных правил, жалеют, что отпустили русскую молодежь, и стараются захватить ее обратно. Вы должны избрать безопасную дорогу.
В последующие годы мы с Кугелем встречались относительно редко. Но весной 1926 года я был избран в члены правления Драмосоюза, коего он был секретарем, и до самой кончины Александра Рафаиловича, то есть два с половиной года, мы встречались почти ежедневно.
Человек большого ума, полемического таланта, прекрасный стилист, большой знаток театра и литературы, он тщательно изучал социальные вопросы. Юрист по образованию и человек вообще очень одаренный, он легко воспринял большевистскую программу и колебался только в одном вопросе: он не представлял себе возможности «перерождения человека», не верил «в возможность убийства в нем животного эгоизма».