Я находился под обаянием этой беседы

Я слушаю не перебивая. Но все мое нутро возмущается этими придирками, кажущимися мне мелочными. Ну какой, в самом деле, может быть вред от моего восхищения тем, думаю, что там так быстро принимались решения? Наконец, за два месяца до того М. С. Урицкий в течение сорока минут оформил мне с женой заграничный паспорт,— значит, мы тоже умеем?
Я не был в состоянии проанализировать эти факты во всей их сложности. Они казались мне противоречивыми.
Но червь сомнения уже был запущен Андреевой в мою душу, ее обаяние буквально пленило, и я не привел ни одного возражения.
В дверь кабинета ежеминутно всовывалась голова какого-нибудь посетителя, которому Андреева с мягкой улыбкой говорила: «Через пять минут!» «Через три минуты…» «Минуточку».
Я понял, что пора уходить.
— Разрешите вас больше не задерживать,— сказал я и встал.
— Неужели я вас не убедила? — с явным сожалением спросила Мария Федоровна.
— В данную минуту я просто подчиняюсь…
— Нет, нет, — перебила меня Андреева, — вы должны понять…
— Может быть, и пойму после размышления дома, пока же только сдаюсь.
— Надеюсь, поймете,— сказала Андреева и, встав, протянула мне свою холеную руку. Я крепко пожал ее и поцеловал. Я почувствовал, что рука как будто дрогнула, в глазах Марии Федоровны сверкнул огонек.
— Простите, — смутившись, сказал я, — старая привычка, к тому же актерская.
— Кое от чего надо и отвыкать, ведь это остаток барства, — смеясь сказала Андреева.
Несколько дней я находился под обаянием этой беседы и постепенно стал склоняться к мысли, что Мария Федоровна, пожалуй, права. Утвердиться в этом мнении мне помогла встреча с председателем Советского Красного Креста В. М. Свердловым.
Вениамин Михайлович (брат Якова Михайловича Свердлова) вызвал меня в Кремль для доклада о том, чтоя увидел и узнал в Скандинавии о быте и нуждах находившихся там бежавших или по инвалидности отпущенных из плена наших военных. Свердлова я застал за завтраком, который состоял из стакана морковного чая с двумя леденцами, двух тоненьких кусков черного, плохо выпеченного хлеба и двух кусочков селедки размером с фалангу пальца. Вениамин Михайлович предложил и мне такой завтрак. Я мысленно сравнил его с тем количеством первоклассных копенгагенских продуктов, которые я до приезда в Кремль съел в вагоне, и тут же сказал себе: «Андреева права!» Мы, конечно, знали, что весь Совнарком питается так же, как остальные граждане, но одно дело слышать рассказ и совсем другое воочию в этом убедиться…
Некоторое время спустя я отпросился у самого себя и из отдела помощи военнопленным, где моя занятость увеличилась чуть ли не в десять раз, отправился в ТМД на репетицию какого-то концерта. Прибежал я в театр с опозданием и с удивлением увидел, что сцена заполнена людьми, которые по репетируют, а шумят и волнуются. Меня встретили не очень дружелюбно.