А. Б. Гольденвейзер. Воспоминания о Н. К. Метнере

Эту же точку зрения в оценке фортепианных пьес «Восемь картин настроений», op. 1 Метнера А. Б. Гольденвейзер занял в самом начале XX века в одной из первых статей, явившейся откликом на первую публикацию наряду с другими сочинениями и упомянутого опуса Метнера (см. рецензию А. Б. Гольденвейзера, опубликованную под псевдонимом А. Борисов в разделе библиографии в журн. «Театральная России», 1905, № 4, 22 янв., с. 44—45).

Здесь Гольденвейзер допускает преувеличение (см. вступительную статью, с. 12).
А. Б. Гольденвейзер имеет в виду, по-видимому, письмо С. В. Рахманинова Н. К. Метнеру от 29 октября 1921 г., в котором говорится: «Вы мне доставили много радости этими новыми сочинениями, и я повторяю то, что я Вам говорил еще в России: Вы, по моему мнению, величайший композитор нашего времени» (ПМ, с. 540). В своих интервью Рахманинов неоднократно высказывал такое мнение о Метнере (см.: Рахманинов С. Литературное наследие. В 3-х т. М., 1978, т. 1, с. 72, 80)
В семье А. К. и К. П. Метнер придавали большое значение участию их сына Николая Карловича в Третьем международном конкурсе имени А. Г. Рубинштейна. Отец композитора, Карл Петрович, поддерживал намерение Николая Карловича участвовать в этом конкурсе в качестве композитора и пианиста. Об этом желании Н. К. Метнер заявил в жюри конкурса (известна фотокопия заявления — филиал ГЦММК, ф. АБГ, № 2147). Но ко времени подачи заявления сочинения, предназначенные для конкурса, еще не были завершены. По утверждению К. П. Метнера в письме к Э. К. Метнеру от 21 июня 1900 г., Концертштюк D-dur для фортепиано с оркестром в виде клавира был сочинен на три четверти; не была еще написана и третья часть Сонаты для фортепиано (какой, не установлено). Поэтому В. И. Сафонов
зная характер своего ученика, его неумение совмещать работы разного типа, настаивал на том, чтобы Н. К. Метнер ограничил себя участием в конкурсе лишь в качестве пианиста. В такой позиции В. И. Сафонова К. П. Метнер усматривал недооценку им композиторского таланта Н. К. Метнера (см. письмо К. П. Метнера к Э. К. Метнеру от 21 июня 1900 г., ГЦММК, ф. 132, № 3868).

О неприятности атмосферы Третьего международного конкурса имени А. Г. Рубинштейна сообщали в Москву и Н. К. Метнер и А. Ф. Гедике. Так, в письме к своему отцу, Федору Карловичу, от 5/18 августа 1900 г. А. Ф. Гедике информирует: «Могу только написать вам теперь несколько слов о конкурсе, который начнется в понедельник: то, о чем я намерен вам написать, далеко не весело для меня, дело в том, что в Вене страшно против русских, и мы уже прочли несколько статеек в венских газетах, где уже заранее нас бранят. Сегодня был у Бернгарда, который решительно ничего не знает насчет конкурса. У него мы узнали адрес Сафонова, который уже 5 дней как приехал в Вену и все время нас разыскивал и очень обрадовался, увидев нас. Принял нас очень хорошо и был в высшей степени любезен, угощал нас вином и всякой всячиной, но сообщил, что в день начала конкурса уезжает на Кавказ, он же сказал нам по секрету, что это будет не конкурс, а скандал, а господин, бывший в это время у него в гостях, сообщил, что обе премии уже заранее присуждены, и предлагал даже Сафонову назвать их имена, но постеснялся нас; как хотите, невесело это слышать накануне конкурса, тем более, когда сам Сафонов говорит, что прямо не стоит играть. Вторая же и самая крупная неприятность — это то, что не будет репетиций; вы, конечно, понимаете, что это значит: это значит, что дирижер может любого из нас провалить вполне, когда ему вздумается; воображаю, что они сделают с моим Концертом, это будет для меня очень большое огорчение… Вообще, живется нам в Вене очень хорошо, но конкурс и все жюри — это просто помойная яма, в которую мы упорно лезем; конечно, было бы умнее всего уехать назад, но на это не хватает характера» (ПМ, с. 36, 37). Сафонов все же остался на три дня конкурса и дирижировал оркестром, когда А. Ф. Гедике, А. Б. Гольденвейзер и Н. К. Метнер играли концерты А. Г. Рубинштейна. В письме Н. К. Метнера к своей матери А. К. Метнер от 15/28 августа 1900 г., то есть написанном после конкурса, сообщается: «Расскажу вам кое-какие подробности об этих страдных и эстрадных днях. Конкурс начался, как тебе известно, в понедельник 7/20 августа. До субботы 5-го августа я чувствовал себя превосходно, бодро и совсем не думал о конкурсе. В субботу Саша и Гольденв[ейзер] отправились узнавать кое-какие подробности о конкурсе, и подробности эти оказались самого отвратительного свойства. Оказалось, что репетиций никаких не будет и конкурс начинается прямо с места в карьер 7-го числа. Мы, конечно, думали, что сначала будут подряд все исполнять Концерты и уже остальные дни — пьесы. И что же, приходим в понедельник, и нам объявляют, что, весьма вероятно (смотря по жребию), нам придется играть сегодня всю программу. А занимались мы перед этим преимущественно Концертами. Никогда не забуду момента, когда нам сообщили эту новость. Я посмотрел на Сашу и Гольд[енвейзера], они были белее своих манишек. И подумай только, приготовиться вполне, потратить столько сил, и для чего же — для того, чтобы благодаря беспорядкам и разным недоразумениям вдруг оскандалиться. Но бог помог нам. Мы вытянули жребий на следующие дни и, таким образом, спаслись от скандала. Но, боже мой, как все эти беспорядки и интриги против русских, которые уже стали появляться в газетах, как все это подействовало на нас!!! Мне кажется, если сравнить то состояние, в котором мы находились, с пыткой инквизиции, то вряд ли инквизиция покажется столь ужасной! И вообще, что это за атмосфера — весь этот конкурс! Ты чувствуешь, что, помимо тебя, начинают зарождаться самые отвратительные мелкие чувствишки и не можешь совладать с собою! Бррр!!!! В среду я играл Концерт. Играл хорошо. Сафонов был больше чем доволен. Пожаловал меня опять в «большие артисты» и пр. Это меня подбодрило, и я с веселым духом отправился домой поиграть немного. Через несколько часов я должен был играть уже пьесы. Назначено мне было явиться в пять часов. Прихожу — и что же. Мне говорят, что очередь уже прошла и должен играть «а следующий день. Нет, ты подумай только — взвинтить себя, подавить волнение, вызвать в себе всю страсть к музыке (все это удалось мне как нельзя лучше), и вдруг — пожалуйте завтра!… Ну, а завтра — на другой день я уже был не в состоянии бороться с волнением, все пьесы, которые я должен был играть, показались мне уже только орудием пытки — пассажи, трели, октавы, гаммы… Сел за рояль сам не свой. Я во всю жизнь
не был так недоволен своей игрой. Во всю жизнь не желал так страстно поскорее слезть с эстрады!! И что же. Все были довольны. Все говорили мне о каком-то прекрасном впечатлении. Все эти похвалы казались мне величайшим оскорблением, и я удрал, наговорил чуть ли не дерзостей некоторым из подходивших ко мне. Можешь представить мое удивление, когда после заседания оказалось, что я, несмотря на пакостное исполнение в этот раз, оказался ближайшим кандидатом на премию и при присуждении премии Боске, а не мне, значительную роль играло то обстоятельство, что я русский. Это мне сказал Морозов, бывший представителем Московской консерва[тории] вместо Сафонова. Морозов до окончательного решения был почти убежден, что премию получу я. Каково? А? Это на таком-то конкурсе, где собрались самые блестящие пианисты, игравшие прямо великолепно, я, игравший, как никогда скверно, оказался ближайшим кандидатом на премию. Да после этого мне остается только радоваться. После прочтения о присуждении премии Саше и Боске читали еще почетные отзывы (Ehrungsvolle Erwähnung) остальным участвовавшим и мерным назвали меня. Я зашел после заседания в комнату, где оно происходило, и видел следы баллотировки. За меня подано много голосов. Не понимаю! Папаша в первый день с трудом скрывал свое разочарование, что крайне меня огорчило. Но теперь он развеселился и пребывает в полном здравии. Завтра мы отправляемся с ним в Тироль на неделю, а затем в Москву. Я очень соскучился по родине и рад был бы как можно скорее возвратиться. Опять уже хочется работать» (ПМ, с. 34, 35).

После упоминаемого конкурса Н. К. Метнер вместе со своим отцом 16/29 августа отправился в небольшое путешествие в Тироль, посетив Таблох, Кортина д’Ампеццо и затем побывал в Зальцбурге. Судя по письму Н. К. Метнера к Метнерам от 24 августа/6 сентября 1900 г. он и К. П. Метнер 29 августа должны были прибыть в Москву.
В Училище ордена св. Екатерины Н. К. Метнер никогда не работал. Он был преподавателем музыки в Елизаветинском институте (см. коммент. к воспоминаниям А. М. Метнер).
В дневнике А. Б. Гольденвейзера о пребывании в Мисхоре 21 августа 1915 г. имеется запись: «Последние 4—5 недель с нами жили тут Николай Карлович и Анна Михайловна Метнер, с которыми общение было и радостно и поучительно. Его огромный музыкальный дар как будто стал для меня еще больше при близком общении. В натуре его осталось навсегда дитя. Это свойство всех больших людей» (Гольденвейзер А. Б. Статьи, материалы, воспоминания. М., 1969, с. 174)
См. коммент. к воспоминаниям А. М. Метнер.
С 24 января по 20 марта 1927 г. в СССР состоялись 20 авторских концертов С. С. Прокофьева (об этом подробнее см.: Прокофьев С. С. Материалы, документы, воспоминания. М., 1956, с. 60—62, 447).
См. коммент. к воспоминаниям В. К. Тарасовой.