Душа совсем ушла в пятки

31 октября [1929 г.]

Нью-Хейвен
Вот мы тут уже четвертый день (приехали 28-го к ночи) и нам удалось, наконец, убедить наших милых хозяев, что нам необходимо переехать в другое место, где можно найти полную тишину хотя бы теперь, когда завтра репетиция с оркестром [1] и потом два концерта [2], и что Колина работа заключается не только в упражнении на рояле, а что ему всегда бывает необходимо сосредоточиться.

И муж и жена необыкновенно милые люди, самым трогательным образом заботятся о Коле.

1 ноября [1929 г.]

Нью-Хейвен
Вчера с утра уложила чемоданы, и Грёман приехал, оторвавшись от своих лекций, и перевез нас в своем автомобиле, и мы вчера уже ночевали у себя. Нельзя сказать, что все это прошло легко, но мы уже привыкли, что у нас все достигается с борьбой. Рояль должны были доставить в комнату еще с утра и к 1 часу убрать комнату так, чтобы при нас не было уже никакой возни и Коле можно было бы работать. Но вот для нас и в Америке бывают специальные случаи. Приезжаем в 4 часа вместо часу дня в полной уверенности, что все готово и Коле только сесть за рояль. Не тут-то было. Внизу в вестибюле видим какое-то пианино и несколько человек, ожидающих нас. Оказалось что привезли утром рояль, но никак нельзя было его внести в комнату, так как в передней поворот из одной двери в другую слишком узок. Не дождавшись нас они съездили за пианино. Причем, чтобы пронести и пианино, его надо было разобрать. Это должно было длиться около двух часов, так как потом ведь и собрать надо. Ну, уж и собрали же они его… искалечили так, что крышка не может закрыться и оно так я стоит оскалив зубы. Главный мастер объяснил мне, что когда они его разбирали, то нечаянно отрубили кусок, на котором держится крышка, пришлось ее убрать. А в 10 часов утра репетиция! Душа совсем ушла в пятки. К счастью, Грёман сейчас же догадался предложить отвезти Колю в зал, находящийся в 10 минутах езды от нас, где уже стоял привезенный из Нью-Йорка выбранный Колей рояль Стейнвей. Это было спасением, и Коля, проработав там два часа, вернулся в наше новое жилище совсем спокойный и довольный. Но тут его ждал другой сюрприз. За два часа его отсутствия я ничего не могла приготовить и убрать, так как все шкафы (род маленькой комнатки с вешалками) были так запылены, что, проведя по ним рукой, я окрасила ее в черный цвет. То же самое было и в провиантском и в посудном шкафу, и я ничего не могла ставить и вешать. В отеле, конечно, такая вещь была бы невозможна. В отделеньице для кухни не было электрической печки, лампочки для освещения не были ввернуты. Но самое ужасное это то, что не было второй двери, отделяющей нас от коридора, по которому неслись звуки радио и всякие шумы. Бюро этого дома (apartement-house) оказалось закрытым, и я не могла никого найти, чтобы потребовать навести порядок. Целый час я в ужасном томлении дежурила в коридоре и, наконец, поймала негра, который заведует уборкой и вообще хозяйственной частью. А в общем в смысле прислуги здесь оказалась полная пустыня, хотя сдававшая комнату конторщица и говорила, что все совсем как в отеле. Для Америки это неслыханная история.

Итак я все-таки, наконец, поймала негра, и он пришел с тряпкой, вытер грязь кое-как, ввернул лампочки, принес электрическую плитку, хотя и начал с того, что пытался убедить меня потерпеть до завтра. Но я заявила, что без всего этого и в грязи мы ночевать не можем. Все же дверь он решительно отказался до другого утра навесить, так как ему нужен был помощник. И как нарочно, когда вернулся Коля, то минут через десять со всех сторон понеслись звуки радио, и, кроме того, слышно было каждого проходящего по коридору. У американцев отвратительная манера свистеть. У Коли сразу провалилось все хорошее настроение, и мы боялись, что будет испорчена ночь шумом, а Коля хотел как раз пораньше лечь. В 7½ позвонил Грёман, приехавший с женой за нами, так как мы пригласили их пообедать с нами в ресторане. С ними мы провели очень мило вечер. Рестораны тут есть очень уютные, небольшие, носящие совсем домашний характер. Вернулись домой еще до 10 часов, заехав предварительно к Грёманам, чтобы взять лишнюю подушку, стоячую лампу и прочие недостающие в квартире предметы. Шум в коридоре длился до полночи, и Коля волновался. Но в конце концов удалось выспаться до 7 часов утра. Но тут еще не все беды кончились. Раскрываю пакет с вечерними покупками и к ужасу своему вижу, что не вложен купленный кофе. А Коля торопится сесть за инструмент и поработать до репетиции. Ближайший магазин оказался в 10 минутах, и через 20 минут я была дома и кофе благополучно поспело. На этом, кажется, сегодняшние беды закончились, и потом все уже шло как по маслу. Взбодрившись чудесным крепким кофеем, Коля поупражнялся часок. Потом появился Грёман, и мы пошли в зал. Репетиция [1] прошла очень хорошо. Дирижер Стэнли Смит великолепный музыкант и вдобавок к Колиной музыке относится с большой любовью и так выучил партитуру, что может не смотреть в ноты. Работали усердно почти два часа. Музыканты к Коле тоже отнеслись с большим вниманием, и никто даже на часы не поглядывал. Первый скрипач старался вовсю. Он оказался немцем, и Коля с ним объяснялся легче, чем с дирижером, с которым изъяснялся по-французски. Дирижер, впрочем, говорит и по-русски: «здравствуйте», «пожалуйста», «борщ», «щи» и еще с дюжину слов. Дирижер не удовлетворился этой репетицией и просил Колю заняться с ним сегодня вечером, чтобы напомнить еще разные подробности.
После репетиции позавтракали в ресторане рядом с нами, потом отдохнули дома, выпили чай, погуляли, а теперь сидим в студии Грёмана: Коля за роялью, а я пишу. Сейчас придут за нами Грёманы, чтобы идти вместе ужинать, а потом к директору Смиту. Я забыла сказать, что дирижер — он же и директор музыкального отдела Иельского университета.