Коля читал и ходил, а я спала, и все было очень хорошо

2 февраля 1931 г.

Глазго
Ехали вчера весь день без единого приключения, к величайшему удивлению не только нашему, но, вероятно, и всех тех, кто бывал осведомлен обычно и знал обо всех наших злоключениях и радостях, когда мы путешествовали.

Все бумаги, билеты, квитанции и прочее и прочее оказались в полном порядке. При досмотре вещей в Дувре у нас открыли только один чемодан и ничего не разрыли. При переезде на пароходе я все время засыпала, и это лишь потому, что Коля накачал меня сомнифеном, как только мы сели на пароход. Коле приходилось следить, чтобы я не свалилась с кресла. Вообще, я была в состоянии полного недоумения от неожиданного покоя, отсутствия спешки и работы. Коля читал и ходил, а я спала, и все было очень хорошо. Мы даже не говорили о делах. Когда подъехали к Лондону, то прежде всего на платформе увидели милых Коллингвудов, без которых не представляем себе лондонского вокзала, так как ни единого раза мы не уезжали из этого города и не подъезжали к нему без них. Сели вчетвером в такси и отвезли по пути наши чемоданы на вокзал, с которого нам надо было ехать в Глазго. Приехали к Коллингвудам. У одного камина поели, у другого потом посидели, поболтали и в 11 часов отправились на вокзал. Поезд отходил в 11 часов 45 минут, а в Глазго мы приехали на другое утро в 9 часов 20 минут. Неестественно было бы, если бы все шло совсем гладко, и заполнить этот «пробел» пришлось, к сожалению, не мне, а бедному Коле. Диваны третьего класса оказались для него слишком узки, и он всю ночь не спал, боясь свалиться. Подъезжали мы сюда не очень веселые, и у Коли был совсем измученный и разбитый вид.

Но зато тут оказалось все так приятно, что лучшего ничего нельзя было бы и выдумать. Но, конечно, были и некоторые трудности. Мистер Гендерсон, органист в соборе и дирижер хора студентов и студенток, просил нас пойти в 12 часов утра в воскресенье в собор как раз к концу службы, где будет исполнено специально для Коли несколько хоровых номеров. От этого предложения нельзя было отказаться, и сразу пришлось делать не то, что необходимо (то есть сесть за рояль). Привели себя в порядок и пошли с женой Гендерсона в собор. Когда вошли на паперть, где должен был нас встретить Гендерсон, то как раз служба только что отошла и мы присутствовали при процессии, какой еще не видывали. Из собора шли парами длинной лентой профессора, а за ними студенты и студентки в необыкновенно живописных нарядах ярко красного, вернее пурпурного цвета: богато драпированные мантии, а на головах того же цвета сукна средневековые каски, вроде опрокинутой чаши с блюдцем, но не круглым, а квадратным. Когда процессия миновала и народ тоже вышел, то тут за нами пришел Гендерсон и повел на хоры, где нас ждал хор (студенты обоего пола и в тех же нарядах).

Гендерсон сказал им несколько слов о Коле, и они все ему поклонились. Нашел нужным представить им и меня. После этой церемонии мы опять сошли в церковь и началось исполнение. И дирижер и безупречны, и мы получили огромное удовольствие. Исполнили номер из «Всенощной» Рахманинова и два номера Баха. Это было очень мило вообще, что эта молодежь захотела сама (как сказал нам Гендерсон) исполнить что-нибудь для Коли. Опять нас лишний раз поразила музыкальность этого «немузыкального» народа.

Домой пошли пешком. Солнце сияло и птицы пели. Нам повезло, так как говорят, что погода здесь большею частью пасмурная.

Позавтракали вчетвером. С хозяевами нашими очень легко и приятно. Гендерсон смеется от всего, как дитя, и даже без видимой причины, и становится весело. Но вот это самое дитя не поняло, что Коле надо и о работе подумать и что он сюда не развлекаться приехал. И вот, отняв уже все утро на прогулку в собор и слушание хоров, Гендерсон после чая, когда было уже 5 часов вечера и у Коли оставалось всего три часа на работу (в 8 часов был назначен обед: так поздно случаю воскресенья), вздумал «угощать» его старинной музыкой. Коля пошел в зал работать, а я — наверх разбирать чемоданы. Минут через 20 иду вниз, слышу из зала звуки старинной музыки, вхожу и вижу Гендерсона за роялем, а Колю рядом, смущенного и совсем несчастного. Ведь перед самыми концертами пропадал второй день. Кончив одну вещь, наш милый хозяин уже заиграл другую, но я тут решила, что это будет и последняя. Музыка совершенно очаровательная и, к счастью, очень короткая. Когда он доиграл пьесу и объявил название следующей, я поймала его руку, готовую ударить по клавишам, и попросила показать это после ужина, так как если Коле не удастся сегодня совсем поработать, то ему нельзя будет выступать. И хотя оба были несколько смущены, я сделала вид, что ничего не замечаю и вышла вместе с хозяином.

В 8 часов вечера пришел знакомиться дирижер, и сели ужинать. Он австриец. Фамилия его Хегер [1]. Мнения его о музыке довольно ходячие. С одной стороны, нельзя не признать, а с другой стороны — как будто и не очень весело «новое искусство». Вообще радости от своего искусства он, по-видимому, не получает, да и не задумывается об этом и н« видит, что если бы он до конца разбирался в музыке и определенно не принимал бы всю новую ерунду, то и радость настоящая не замутилась бы. Но так как Коля не имеет обыкновения оставлять беседу на поверхности светской болтовни, то он «добуравил» дирижера до того, что тот признался, что именно «новая» музыка и испортила все концертное дело и что публика уже так и идет не на радость, а из любопытства и нечего делать и потому, что надо же где-нибудь собираться… что побуждения не могут вызвать настоящего энтузиазма. Но вот, как будто сдавшись и выдав себя, он вдруг спохватился и начал опять хвалить
Шрекера, Штрауса и кое-что Стравинского. Скучно и нудно разговаривать с такими людьми.

Другое дело Гендерсон: он определенно говорит «нет» всей этой пакости, живет настоящей любовью к музыке, и это наполняет его жизнь.

Сегодня день прошел спокойно. Ходили смотреть рояль — оказался хороший. Коля работает, а я сижу рядом и никакой суеты. Просто не верится. Еще в придачу воздух наполнен запахом гиацинтов, которых множество во всех уголках. Но покой закончится сегодняшним вечером. Завтра утром репетиция — единственная, и это очень волнительно.

Сегодня утром приходил сюда дирижер и провел с Колей часа два, прослушав весь Концерт. Обещал сделать репетицию основательно, не спеша.

До завтра!