Очень большая неожиданность и радость

15 февраля 1928 г.

Лондон
Писать подряд много не могу, так как все время присутствую на репетициях [1]. Макушина с великолепным голосом, редким ритмом, умница и с тонким чутьем! Все вещи (17 и еще три бисовых: «Бабочка»,
«Sie liebt mich» и «So tanzet» *) приготовила так, что мы были изумлены. Любит эту всю музыку и отдается ей без остатка. Но работают все-таки два раза в день, и так как Коле надо и самому работать, то ни на что больше не остается времени, и Коля ворчит, что Лондона так и не увидит.

Очень большая неожиданность и радость, что его тут так ждали, но, конечно, это зато и поглощает и время и силы. Ему нельзя бы казаться от некоторых почетных приглашений (которые по Колиным словам — увы! не весят ни одного фунта) и придется играть после концерта 16-го еще четыре раза. Один — доходный — это на радио 27-го [2]. Один раз будет прием, устраиваемый ему здешней консерваторией [3], и это считается такой честью, что, конечно, отказаться нельзя и нужно там тоже играть.

Директор одной большой музыкальной школы, самый здесь знаменитый педагог Маттей вывесил в школе объявление, что приезд Метнера — событие и что все должны пойти на его концерт. И в газетах пишут статьи, что это событие. Ну, посмотрим… До завтра!
17 февраля 1928 г.

Лондон
Ну, вот «событие» состоялось [1]. Мы вспомнили вчера Москву. Так встречали, так принимали каждую вещь и требовали все время повторения, что минутами мне казалось — нет — это не Лондон, не может быть, что это все происходит в чужом незнакомом месте, где Коля впервые. Этот горячий прием, эта мертвая тишина во время исполнения действовали на Колю так хорошо, что он играл совсем как-то необыкновенно и даже для меня ново. Буря была такая, что все устроители, директор залы, а потом и нахлынувшие в артистическую люди говорили, что здесь никогда такого бурного восторга не бывает. Много народу не попало. Все было распродано до единого места. Bсe оказалось для нас совершенно неожиданным, так как мы и понятия не имели, что Колю здесь так знают. Он получил груду писем с приветствиями, благодарностью, просьбой свидания и прочее, прочее.

Весь цвет музыкальной знати присутствовал. Получено приглашение от Королевской музыкальной академии, где его хотят чествовать, и просят играть для Академии. Это будет 24-го [2]. Куча просьб автографов. Фотографы просят сниматься. Какая-то знаменитая скульпторша просит позировать для бюста. Ну, словом, наш композитор здесь — знаменитость.

Сегодня у нас был (устроила Макушина) раут (стоячий!) — и было человек 60, и мы устали отчаянно. Мы живем в том же пансионе, где и Макушина, и все это совсем как у себя в доме. Нам отвели в нижнем этаже огромный зал, выходящий в сад, этот зал вместил бы в себе два

их домика, как наш в Ангиен, и при этом он невероятно уютен. Англичане удивительно умеют устраивать свой дом. Из этого зала, в котором Коля работает, двойная дверь в другую нашу комнату, тоже очень большую, хотя она вдвое меньше. Что здесь особенно приятно — это то, что все трапезы подаются к нам в гостиную, где с утра горит огромный камин. Таких каминов, как в Англии, нигде не увидеть. Они располагают к лени, так как вокруг раскинута самая предательски соблазнительная мебель, а на полу толстейший ковер, на котором можно спать. И камин таких размеров, что возле него может собраться большое количество народу.

Англичане сами тоже очень уютны и действуют как-то успокаивающе. Вообще мы очарованы и людьми и Лондоном.

Очень жалко, что мы не можем остаться здесь дольше и приходится всем отказывать, кто нас к себе приглашает. Например, старик Маттей, о котором я писала выше, был у нас сегодня и просил поехать с ним в автомобиле за город в его имение, и это было бы очень интересно, но придется отказаться, так как туда езды два часа, и если у него провести даже только два часа, то уйдет шесть часов. А между тем Коля играет в двух клубах, в Королевской академии и на радио [3], и все это еще за десять дней. Тут же репетиции с двумя скрипачками и Макушиной. И Лондон мы еще почти не видали. Мы не знаем, как нам быть, так как из-за стесненности в средствах не можем здесь проживать ни одного лишнего дня, а обижать людей тоже невозможно. Все здесь так ждали Колю и выражают ему столько любви, знают его сочинения и так обрадовались, что слышат его самого, что просто невозможно все это взять да отрезать. Он очень жалеет, что мало повторил вещей, так как все пианисты (и непианисты) просят один одну сонату, другой — другую. Тут его сочинения очень часто играют и преподают в школах.

* «Любим я!» и «Ах, и танцы…» (нем.).