Опера на нашу долю выпала замечательная

13 февраля 1925 г.

Нью-Йорк
Вчера в первый раз были здесь в опере. Нам доктор Бреслау дал свой абонемент и вдобавок еще и автомобиль за нами прислал, так как иначе я не могла бы отправиться во всем параде, то есть без шляпы и в «бальном туалете»… а Коля в смокинге. Доктор обо всем подумал и хотел избавить нас и от расходов на автомобиль. Опера на нашу долю выпала замечательная: «Африканка» Мейербера! Было очень весели, и хотя и оркестр и хор прекрасные и певица, певшая африканку, совсем замечательная, мы почти все время смеялись, но только не так весело, как это было в «Летучей мыши», когда видели там недавно пародию на итальянскую оперу под названием — «Четыре трупа»; четырьмя трупами делаются все четыре участника.
14 февраля 1925 г.

Нью-Йорк
Сегодня были в концерте известного здесь пианиста Хатчесона, который дал за весь сезон абонемент из семи концертов, включающих произведения различных авторов (в историческом порядке). Сегодня был последний, седьмой, и он закончил этот цикл новой музыкой, но не Стравинским и Прокофьевым, а Скрябиным, Рахманиновым и Колей. Программа была огромная, и музыки каждого композитора по капле: Равель, Форе, Дебюсси, Алкан, С. Франк, Гэлох (здешний), какой-то Ганц, Айрленд (вероятно, ирландец), Скотт, Гуссенс и Грейнджер и в конце наши три, и неудивительно, что они оказались наилучшими. Впрочем, некоторые другие тоже были хороши (Дебюсси, Равель и Франк), и Коля получил удовольствие. Мы были приглашены в ложу к жене пианиста и, когда Колины вещи были сыграны и вызвали

действительно наиболее шумные аплодисменты, тогда Хатчесон встал из-за рояля и указал на Колю, и публика стала хлопать Коле. Но Коля сделал вид, что ничего не видит, и в ответ не кланялся, и это было совсем не по-американски.

18 февраля 1925 г.

Нью-Йорк
Эти дни были опять до безумия суетливые. Всего и не помню. Вчера, например, с утра поехали опять корректировать в Duo-Art [1], оттуда забежали в ресторан поесть и пошли к трем часам в симфонический, где выступал Донаньи. Здесь, между прочим, и днем все время концерты, и не только это, а даже и кинематографы с утра, и все они полны народу. Никогда мы не видали такой массы праздного люда, и это как раз в деловой Америке! Но концерт Донаньи не был наполнен, и это понятно: нет в его музыке ни балагана, ни трюка какого-нибудь, ни вообще наглости какого-либо рода. Он и дирижировал свои вещи и сыграл одну фортепианную сюиту. Он несколько однообразен, но местами очень звучные богатые гармонии и свежесть. И, во всяком случае, это очень хороший музыкант и, главное, не фальсифицированный, а настоящий и потому уже и оригинальный. А все «новое» похоже друг на друга до скуки. Мы заходили в артистическую, так как Донаньи знал, что Коля будет, и сам давал для нас билеты. Он обрадовался Коле, но поговорить было невозможно, так как тут же были и другие, и Коля ограничился тем, что сказал ему несколько слов.

Потом мы пошли домой пешком (около часу ходьбы), поели дома, переоделись в парадные платья и отправились (в омнибусе) в ложу к Стейнвеям на концерт Стоковского. Он великолепно провел Вторую симфонию Шумана, и мы этой музыкой насладились вполне. Но потом появился «гений» (новый, прямо из печки) со своим фортепианным концертом op. 89 (проворно пекут), который сочинен в 1921 году, и сколько же, боже мой, он с тех пор, вероятно, еще насочинял, — ну и музыка же это была! Но Коля говорит, что это все-таки лучше, чем Концерт Стравинского [2], который я не слыхала. Этот парень уже с 1907 года жил здесь и здесь его учили этой музыке. Везде одно и то же. Под конец шла «Ромео и Джульетта» Чайковского, но Стоковский не умеет исполнять Чайковского, и при всем техническом мастерстве — главного, то есть духа этой музыки, — не было.

Коле очень надоело играть, и сегодня он только занимался корректурами. А вернувшись домой (хожу за провизией подальше, так как в нашем районе съестные лавки дороже), я застала его даже уже за сочинением, то есть, вернее, в попытках сочинять. Но он, в конце концов, пришел в отчаяние и говорит, что окончательно разучился сочинять. И понятно. Разве легко после такого долгого воздержания сразу войти в этот мир. Только входить в эту атмосферу, может быть, понадобится целый месяц. А сейчас не стоит и пытаться. 2-го марта ему опять играть, и так как ему надоело повторять то же самое, он должен повторить свои вещи, которые в этом году еще не играл. Это будет в Нью-Хейвене, а потом 13-го в Балтиморе [3], и конец. Потом две подели на приведение дел в порядок и укладку и 1-го апреля на пароход.

А в последнее воскресенье у нас был вечер. Несколько человек попросили, то есть уже давно просили Колю поиграть дома, и Коля им уже давно обещал. Это художник Сомов и его племянник с женой, все три дамы Рахманиновы, некий Алексеев — Колин любитель и Сваны. Вечер вышел чудесный. Позвали мы и Сантагано, и она исполнила массу песен, а потом Коля играл очень много. Публика была самая ненасытная, и если бы Коля все уступал, то это, может быть, никогда не кончилось. По том пили чай и ели. Говор и смех были нескончаемые. Было очень хорошо. Такие вечера выдаются редко. Уходя, брали слово, что Коля повторит это, но вряд ли это состоится. Ему надоело играть старое — хочется сочинять новое. Что-то нам бог пошлет? Найдем ли мы спокойное местечко, чтобы Коле как следует поработать? И где это будет, мы еще не знаем. Это кое от кого зависит, и как только эти кое-кто (Руся с Жоржем) что-нибудь найдут, — тогда и выяснится. А может, они и не найдут — тогда будем искать сами, вернувшись во Францию [4].

* «Для встречи мисс Гофман» (англ.).