Положение было отвратительное
12 февраля 1931 г.
[Лондон]
Приехали мы в Глазго за два дня до концерта [1].
5-го концерт [2] был с новой сонатой [3], которая имела особенный успех. Критики были замечательные [4], так что я даже немного беспокоюсь. Что им нравится? Нет ли чего злободневного в Колиной музыке?
На другой день утром встали рано, и Гендерсоны отвезли нас на вокзал. В 10 часов поезд отошел и повез нас на север Шотландии и снежные холмы. St. Andrews самый старый университетский город во всей Шотландии и Англии. Красота природы и построек поразительная. Но вот тут нас уже ждали сюрпризы. Концерт назначен был на 5 часов дня. Приехали мы в 12½ часов, и тут же начались неожиданности. Бехштейн не доставил рояля (из Эдинбурга), и мы напрасно прошлись в зал *, вместо того чтобы тут же отдохнуть после бессонной ночи и поездки. Пошли обратно в отель завтракать. С нами все время говорила одна особа, говорящая по-немецки. Ее приставили к Коле, зная, что он не говорит по-английски. Она только что вернулась из Вены, где давала концерты. Она играет Колины вещи. Имя и фамилия ее Ruth d’Arcy Thompson. Позавтракали втроем (и отель и угощение за счет устроителей), и наша чичероне побежала устраивать возможность попробовать хотя бы маленький Стейнвей.
В 3 часа в зале должен был быть экзамен до 4 ½ часов. О том, чтобы выграться в инструмент хотя бы на полчаса, не могло быть и речи. Положение было отвратительное. Коля предупредил, что благодаря всему этому неустройству и тому, что ему даже не удалось отдохнуть, а вместо этого дважды бегать смотреть рояль и еще потому что рояль не концертный, очень может быть, что он или совсем откажется или же сыграет только часть программы, без новой сонаты. Наша молодая дама была в отчаянии.
Только что Коля успел полежать 10 минут, как она прибегает за нами и говорит, что рояль отперли и экзамен задержат на ¼ часа. Ко ля быстро переодевается, и мы катим в зал, то есть в университет. Рояль оказывается не очень плохим, но для крупных вещей негодным, и особенно в огромной зале. За дверью уже скапливаются студенты. Мы в нерешительности уезжаем к мисс д’Арси Томпсон, где нас ждут чай и пианино, чтобы хоть немного размять пальцы. Тут же прикатывает из Эдинбурга мистер Стюард, один из главных устроителей. Он в полном отчаянии оттого, что не пришел рояль и что Колю так затрепали. Кроме того, при зале нет артистической, и Коле пришлось бы, чтобы передохнуть во время паузы, пройти через весь зал и потом холодный вестибюль и войти в теплую комнату на 5 минут и потом опять обратно, то есть не передохнуть, а еще больше устать. Тут мне пришла идея (горжусь!) велеть посредством ширм устроить на огромной эстраде комнату с креслами, столом, чаем и прочим. Но все-таки Коля был еще не уверен, состоится ли концерт, и сказал, что даст ответ, когда передох нет от всей этой суеты и выпьет чаю. Приехали к мисс д’Арси Томпсон и утонули в неправдоподобной обстановке. Совсем диккенсовская атмосфера. Цветы, птицы, глубокие кресла перед горящим камином, какой то густой покой и как-то остро почувствовали себя выброшенными из этого покоя. Коля выглядел осунувшимся и похудевшим… а надо было решаться, играть или не играть. Очень хотелось почувствовать себя
в этих креслах у огня не чужими, не скитальцами. А птички заливались вовсю.
Вышли старуха мать и молодая сестра лет 18-ти, совсем английская девочка с наивными голубыми глазами, совсем натуральными манерами и тут же села на ковер перед камином и картина была полная.
Чай пили по-английски, с чувством и не спеша. Критический момент тем временем приближался. Вдруг зовут мистера Стюарда к телефону, и оказывается, что доставлен рояль из Эдинбурга. До 5-ти часов остается 20 минут, и отказываться как будто нет причины. Но начать в пять часов уже невозможно, а у нас поезд в 7 часов 30 минут. Рояль с мороза будет под пальцами отпотевать. Что делать? Стюард и Томпсон в отчаянии, но у Коли на душе, пожалуй, похуже, чем у них, а главное, что он отчаянно устал от этой суеты и неизвестности. Тем не менее он соглашается. Немного позднее пяти часов мы все едем в Университет, куда уже раньше полетел Стюард, чтобы запретить пускать толпу и дать Коле раньше посмотреть рояль, чтобы настройщик мог подтянуть струны, если какие-либо из них расстроились. Такого волнения еще никогда не бывало. Но когда мы выходили и шли через расступившуюся толпу, которую, оказывается, уже пришлось не только не пускать, но попросить выйти из зала, куда собрались к 5 часам, то сразу (по крайней мере меня) охватило какое-то спокойствие и даже удовольствие быть среди этой молодежи в старинных красных нарядах. Впрочем, не только молодежь, но и профессора в таких же нарядах и только с прибавлением каких-то воротников. Устроенная из ширм комнатка была очень уютна. Рояль, к счастью, оказался совсем хорошо настроенным, но когда его открыли, то из него пошел такой мороз с ветром, что Коля испугался и подумал, что придется играть в шубе. Начали тереть клавиши моей теплой кофтой, и Стюард и Томпсон работали по очереди, а тем временем стали впускать в зал публику. Около десяти минут прошло, пока все уселись. Началось почти без 20-ти минут в 6 часов.
Молодежь, конечно, принимала Колю очень бурно, но была очень недовольна, когда после первого отделения Стюард объявил, что программа второго отделения (то есть новая соната) выпускается из-за запоздавшего рояля и что исполнена будет только программа третьего отделения.
* Там стоял маленький Стейнвей, но и тот оказался запертым, так что нельзя было попробовать.