Пришла телеграмма от Тарасовых и Нечаевых из Москвы
5 января 1930 г.
Нью-Йорк
Вчера день прошел как обычно. Вечером пришел Лалиберте, сидел и слушал, как Коля работал. Потом мы пили дома чай с закуской на бумажках и одной вилкой. Очень устали и не хотелось даже спускаться вниз в ресторан. Ночь эта прошла ужасно. Коля прокашлял все время и пришел в отчаяние. Ночью варила яблочный чай, чтобы успокоить раздражение глотки. Лекарства все перестали помогать. Сегодня пришла телеграмма от Тарасовых и Нечаевых из Москвы и так обрадовала Колю, что у него даже настроение повернулось в другую сторону. Эта телеграмма ко дню рождения и пришла на целые-сутки раньше, но это, конечно, не беда.
12[—15] января 1930 г.
Нью-Йорк
Вот сколько дней не писала. Уезжали в Торонто. Впрочем, не буду забегать вперед. Но, по правде сказать, и вспомнить все, что было за это время, — теперь трудно. 6-го, день Колиного рождения, мм провели до вечера одни, и Коля работал и во все перерывы справлялся внизу, нет ли почты. Но так ни от кого ничего и не пришло, кроме телеграммы от Николаши с Верочкой. Вечером мы обедали у Грейнеров с Глазуновым. На другой день уехали в Торонто, куда приехали 8-го утром. День этот ушел на подготовления к концертам, которых было на другой день два [1]. Ни один человек в Торонто не говорил по-французски, и мне пришлось со всеми говорить за Колю и даже целое интервью быть переводчиком. В 3 часа назначен был концерт в музыкальном клубе и участвовать должна была m-me Дюссо. Она не смогла приехать на репетицию в Нью-Йорк, и мы очень беспокоились, что с одной репетицией будет плохо. Но она была очень в себе уверена и писала, что с этими песнями имела большой успех в Лондоне. Пришлось уступить и принять ее участие, причем Коля еще даже отчислил от своего гонорара в ее пользу 100 долларов, к большому негодованию Лалиберте. Опасения наши оправдались. Ни музыкальность ее, ни чудесный голос не помогли, и она пела плохо, несмотря на то, что 8-го на репетиции все шло хорошо. Но это было не прочно, не закреплено. «Элегию» она так тянула, что у Коли в фортепианной партии получились вынужденные остановки. В «Телеге жизни» она «скушала» целый такт, и Колина «Телега» здорово споткнулась и чуть не свалилась в овраг. Ну, словом, если бы она была благороднее, то не настаивала бы на своем участии и не портила бы Коле настроение. К счастью, он как-то сумел стряхнуть это с себя и великолепно играл. Вообще в этот день я была им особенно довольна. Дело в том, ночь накануне он буквально не сомкнул глаз, так как прокашлял напролет. Мы попали в Торонто из теплого Нью-Йорка в страшный холод и дождь. Коля вечером вышел пройтись, и его прохватило — голове было холодно. Встал он совсем разбитый, и о том, чтобы пойти смотреть рояль (для данного концерта), не могло быть и речи. Решено было в комнату потребовать кофе и лежать, понемногу и с перерывами проигрывать программу. Еще счастье, что накануне успели побывать в консерватории и поиграть на их рояле и познакомиться с акустикой. Но вот с данным концертом получилась скачка с препятствиями. Я потелефонировала менеджеру, чтобы рояль не стоял на ковре (что уже случилось однажды) и чтобы стоял рояль не наискось (что тоже уже случалось), а параллельно краю эстрады. И что же? Как только мы приехали и нас провели в артистическую, я пошла за кулисы (это было в театре), чтобы взглянуть, все ли в порядке, и вижу, как рояль спокойно стоит наискосочек, и очень сильно наискосочек, и двумя ножками на ковре и только одна на свободе. Пошла звать кого-нибудь, чтобы рояль переставили, но никого не нашли, а надо было начинать.