Николай Карлович всей душой любил зиму

Николай Карлович обладал очаровательной способностью вносить уютность во всякий разговор. Это создавалось само собой, неизвестно откуда, от самого его присутствия, и она особенно чувствовалась, когда собирались дети. Для детей у Николая Карловича всегда находились какие-нибудь сюрпризы и мистификации. Чрезвычайно вдохновляли веселила его рождественская елка. На елке он являлся детям в виде новогоднего деда, в меховой шубе, сделав себе из густой мыльной пены белые усы и бороду.

Как-то дети решили организовать музыкальный кружок, и Николай Карлович придумал ему «солидное» название: «Кружок любителей искусства заниматься музыкой», сокращенно произнося которое — «КЛИЗМ» — он всех очень насмешил.
Николай Карлович всей душой любил зиму, русскую зиму с ее метелями и ранними сумерками, а в доме —уютную раннюю лампу. На метель он любил какой-то особенной любовью. Это роднит его с Андреем Белым, автором Четвертой симфонии, известной под названием «Ку-бок метелей».

В метель Николай Карлович весь день стремился хоть на минутку, но несколько раз выйти на улицу. В его первом цикле фортепианных пьес — «Восемь картин-настроений» — имеется пьеса, посвященная метели и с эпиграфом из Лермонтова:
Метель шумит, и снег валит,

Но сквозь шум ветра дальний звон

Порой прорвавшися гудит…
Позднее была написана им песня на слова Пушкина «Зимний вечер» из op. 13, где метель принимает черты музыкального образа, по природе своей близкого русской песне.

В первый год знакомства с Николаем Карловичем я взял у него для просмотра корректуру печатавшегося его сборника песен. Случилось так, что этот экземпляр ему срочно понадобился. Была метель. Он. пришел ко мне вечером за нотами, весь, как дед-мороз, занесенный снегом и в приподнятом настроении.

*

Изверившись в возможности спокойно работать, живя в городе, Николай Карлович, его жена Анна Михайловна и Эмилий Карлович стали жить за городом, снимая дачу на весь год где-нибудь под Москвой. Туда я приезжал к Николаю Карловичу на уроки приблизительно один раз в месяц на несколько дней. Николай Карлович занимался со мной два дня по утрам, после чего мы с азартом играли вдвоем в крокет. Если случался дождь, игра продолжалась под зонтиками. Вечером, Николай Карлович показывал что-нибудь только что им написанное, а если это были новые песни, то их пела Анна Михайловна. Но иногда наш мирный отдых нарушался вдруг возникавшим философским разговором. Само собой разумеется, что наши философские рассуждения далеки были от профессионального уровня. Тем не менее для нас самих. наши высказывания были и волнительны, и в некоторой мере утомительны. Как-то наутро после нашей дискуссии Николай Карлович вышел из своей комнаты со словами: «Я очень долго не мог заснуть вчера. Наш разговор разрушил все мое равновесие, которое я с трудом устанавливаю. Только под утро мне удалось, наконец, заснуть». В таких случаях мы совершали долгую прогулку. Он защищал необходимость равновесия и корил меня за то, что я мало об этом забочусь, мало ценю свою жизнь, мало люблю ее.

*

Периодически Николай Карлович отдавал свой досуг новым для него знаниям, к которым годами лелеял стремление. Так, на даче, занимаясь астрономией, он прочел несколько книг, посвященных этой области знаний, изучал звездное небо и в конце концов купил себе подзорную трубу на ножке. Как-то осенью он показал мне Сатурн.

С увлечением Николай Карлович занимался и цветоводством. На плоской крыше дачного домика он развел целый цветник, восхищаясь жизнью цветов и удивляясь богатству их красок.