О моем учителе и друге. П. И. Васильев

Два крупнейших русских композитора оказали влияние на мою судьбу. Попросту сказать, они воспитали меня, пробудили во мне интеллект, помогли осознать смысл и значение музыкального искусства, раздвинули границы времени, научив чувствовать прошлое, без которого не уразуметь настоящее. Имена этих композиторов — Сергей Иванович Танеев и Николай Карлович Метнер*.

Тема Н. К. Метнер — широкообъемна и многогранна; можно и следует вспомнить и говорить о Метнере-композиторе, Метнере-пианисте, Метнере-мыслителе, Метнере-педагоге. Можно и должно говорить о нем просто как о человеке, хотя, в конечном итоге, Метнер-человек неотделим от многогранного музыканта в самом широком смысле. Но, разумеется, композиция действительно была для него главным смыслом его жизни. Высокая настроенность его души отражена в безупречной чистоте его музыкальной речи. Его верность глубоко гуманным нравственным устоям и идеалам, его самоотверженное служение прекрасному связаны с верностью основным законам музыкального искусства, которые он исповедовал, которым ни разу не изменил и о которых так ярко и убежденно рассказал в своей выдающейся книге «Муза и мода».

Сочинения Метнера не могут не вызвать пристального внимания музыкантов; любое из них таит в себе те или иные черты самой подлинной красоты. Вопреки довольно ходячему мнению, композитор Метнер очень горячо откликался на происходящее вокруг него, а иногда и предчувствовал назревавшие современные ему события. Так, например, в преддверии первой мировой войны он создал свою Сонату op. 30, которой в интимном кругу было присвоено название «военной»; остро ощущая «грозовую» европейскую атмосферу 30-х годов текущего столетия, он написал задолго до разразившейся военной катастрофы свою «Грозовую сонату» из op. 53; «Романтическая соната» из того же op. 53 сочинена в период нападок на значение «романтики» в человеческой жизни, а в «Отрывке из трагедии» g-moll из op. 7 в подзаголовке сказано: «Предчувствие революции 1905 года». Можно было бы привести и другие примеры, подтверждающие высказанную мысль. Да и его книга «Муза и мода» — не что иное, как горячий и искренний ответ на многие мучительные для Метнера вопросы, которые возникали и его душе при попытке воспринять и осознать современную ему музыкальную действительность. Метнер был наделен огромным пытливым умом и, главное, совестью, чуткой, жгучей совестью… Недаром он и беседах время от времени говорил: «Талант — это совесть». Теперь я гораздо больше понимаю все глубокое, объективное, но и автобиографическое содержание этого признания.

В своей книге «Муза и мода» он говорит о красоте в музыке, о красоте, заворожившей его с детских лет, и пытается осознать, объяснить те «неписаные законы», которые, по его мнению, убеждению и вере, лежат в основе музыкального языка и как бы охраняют эту красоту. «Эта попытка, — говорит он, — не должна быть принята как претенциозная, самоуверенная проповедь, а как страдная исповедь, то есть как мучительное распечатление бессознательных впечатлений»*. В этой работе Метнер геройски защищает самые основы музыкального искусства и утверждает, что между музой и модой нет ничего общего, что они по самой сути своей — противоположны друг другу, что понятие музы — «прежней вдохновительницы и учительницы поэтов и музыкантов» — «современному большинству представляется устаревшей романтической отвлеченностью»**. Во второй части книги, которая является дополнением ко всем теоретическим рассуждениям первой, Метнер со всей горячностью художника-борца, отстаивающего свое кредо в области искусства, входит в общение, как бы в живую беседу с невидимым, но ярко ощущаемым читателем-слушателем и восклицает: «Слушайте, всматривайтесь, добирайтесь самостоятельно до смыслов музыки. Не оглядывайтесь по сторонам. Спасайте свой музыкальный слух, пока еще не поздно» ***.

Без преувеличения можно сказать, что все сочиненное Метнером отличается отточенностью и совершенством формы. Чеканная форма его произведений рождалась сама собой, как следствие их тематического содержания, а не была надуманной. Излюбленной формой, в которой росли темы Метнера, была соната. Метнер в одной из бесед со мной назвал себя учеником Бетховена. В чем находят подтверждение эти слова Метнера об «ученическом» постижении им творчества Бетховена? В созерцании, в любовном изучении бетховенских сочинений, во вдохновенном исполнении ряда его наиболее значительных произведений для фортепиано, в усвоении основных черт его композиторского языка… Здесь приходится говорить не о подражании робкого ученика своему учителю, а об органическом проникновении, об исповедании самой сути того явления в искусстве, которому имя — Бетховен.

* Метнер был учеником Танеева, но недолго, так как уж очень различны были их индивидуальности.
* Метнер Н. К. Муза и мода. Париж, 1935, с. 6.

** Там же, с. 108.

*** Там же, с. 107.