Отношение Метнера к другим композиторам.

Возвращаясь к сонатам Бетховена, не могу умолчать об отрицательном отношении Метнера к фуге из Сонаты B-dur, op. 106 и к Сонате As-dur, op. 110. В этих сочинениях он усматривал некоторый упадок подлинного вдохновения у автора «Авроры» и «Аппассионаты». А по поводу бетховенской темы для вариаций в Сонате c-moll, op. 111 неоднократно говорил: «Так до смерти и не пойму этой темы и ее изложения».

Погружение в бетховенскую музыку обогатило художественные воззрения Метнера. Считая себя кровным сыном русской культуры, он не мыслил ее без глубокого изучения творчества Бетховена.

Весьма показательно отношение Метнера и к некоторым другим композиторам прошлого, а также к современникам.

Метнер очень любил Доменико Скарлатти, считая его гениальным композитором, восторгался «божественной ясностью» и органичностью формы его сонат. Глубоко возмущался таузиговской обработкой их, так как находил эти обработки верхом безвкусицы и непонимания замысла автора.

В творчестве Шумана он ценил и чрезвычайно высоко ставил его песни, так же как и песни Шуберта. Брамса не любил. Восторгался творчеством Грига, равновесием между содержанием и формой у него. О музыке Чайковского говорил, что она «писана кровью, пережита умом и сердцем, чего, пожалуй, не скажешь о творчестве Римского-Корсакова». Очень любил «Франческу да Римини» Чайковского и музыку рассказа Франчески называл орфической; говорил, что секстаккорд VI ступени перед самым заключением «Франчески» неизменно потрясает его.

В высшей степени краток и точен был ответ Метнера на поставленный мною ему вопрос о творчестве Дебюсси: «Дебюсси, конечно, талантливый человек, но только заигрывает с хаосом». Быть может, Метнер, как никто из современных ему композиторов, чувствовал и осознавал хаотическое начало в бытии человеческой души и во всей своей художественной деятельности преодолевал это начало. Теме «хаоса» посвящено одно из его значительнейших творений — Соната e-moll из op. 25. Эпиграфом, или motto, к этой Сонате является стихотворение Тютчева «О чем ты воешь, ветр ночной».

О Рахманинове Николай Карлович написал хотя и краткую, всего в четыре странички, но емкую статью [1]. Ее содержание равно целому большому тому исследования, настолько значительно и глубоко схвачены многие весьма существенные черты творческого облика Рахманинова. Николай Карлович также чрезвычайно высоко ставил Рахманинова-исполнителя, утверждая, что «все зарубежные исполнители пигмеи перед ним». Поражался всякий раз свежести рахманиновского вдохновения. Ценил целомудренное, артистическое отношение великого музыканта к исполнению: «Ни за что не станет играть, даже в интимном кругу друзей, если заранее не подготовился к этому». Метнер уверял, что Рахманинов мог продолжительное время не заниматься фортепианной игрой, а потом, присев к инструменту, через полчаса оказаться в полной пианистической форме. Он не верил в то, что игра Листа была более совершенной, нежели игра Рахманинова. Впрочем, допускал, что Лист обладал более красочной звуковой палитрой. Однажды, по словам Метнера, Рахманинов признался, что его Третий концерт стал удаваться ему лишь после одиннадцатого публичного исполнения. «Теперь, кажется, выходит», — сказал Сергей Васильевич.

Преклоняясь перед пианистическим дарованием Рахманинова, Николай Карлович в некоторых случаях критиковал его. Так, Николай Карлович остался неудовлетворенным его исполнением сочинений Скрябина. Это было примерно через полгода после смерти Скрябина, когда Рахманинов дал клавирабенд из сочинений покойного [2]. Метнер считал, что могучая индивидуальность Рахманинова заслоняла собою характерные черты скрябинской музыки и он ее в этом концерте как бы рахманизировал.

К самому Скрябину у Николая Карловича было двойственное отношение. Высказываясь о творчестве Скрябина, он подчеркивал, что, начиная с Пятой сонаты, композитор изменил музыке, изменил закону тоники и доминанты, нарушив извечный строй музыкальной лиры. Четвертую его сонату он очень ценил и любил; отмечал главным образом эмоциональность скрябинской музыки, ее утонченную нервозность. Восторгался Скрябиным-пианистом, исполнявшим свою музыку, и особенно Метнера покоряла педализация Скрябина. Однажды Николай Карлович сказал: «Вот я умирать буду, а не забуду, как Скрябин педализировал».

Метнер-педагог также оставил неизгладимый след в тех, кому выпало на долю быть его учеником.

Придавая огромное значение музыке, Метнер говорил: «Почему-то считают, что изучение математики или физики исчерпывающе формирует человека. Это неверно. Музыка в гораздо большей степени его воспитывает, организует его дух и научает распоряжаться своим телом». На эти цели и был направлен весь педагогический талант Метнера.