Почти всегда у Николая Карловича была в работе новая соната

Некоторые свои произведения Николай Карлович вынашивал довольно долго. Мне, например, известно, что, в то время, как две сонаты — As-dur и d-moll — из «Сонаты-триады» op. 11 уже были написаны н исполнены публично, третья оставалась незаконченной. Ее кода все еще никак не сочинялась. Если заходила речь о коде, он говорил: «Она лежит и «преет», и не знаю, долго ли она еще будет «преть». Так про жалось около года. Тем временем он писал другие сочинения. Прихожу как-то утром на урок и меня встречает Эмилий Карлович, возбужденный, радостный, и шепотом говорит: «Дело в том, что Коля всю ночь не спал… Он окончил Сонату. Сейчас спит. Вы лучше зайдите днем».

Почти всегда у Николая Карловича была в работе новая соната, всегда он занимался сочинением сказок и других мелких вещей, а между ними появлялись и песни — то на слова Гете, которым постоянно был увлечен, то на слова других поэтов, и, прежде всего, Пушкина, Фета и Тютчева. Как-то ученица М. А. Олениной-д’Альгейм, А. В. Владимирова, попросила Николая Карловича написать песню на стихи «Заклинание» Пушкина и через меня передала ему томик стихотворений «на случай — может быть, их нету под рукой». Николаю Карловичу, видимо, по душе пришлась эта мысль, и он очень быстро написал песню, кажется, в один день. Он очень тепло благодарил Анну Васильевну и сказал: «Вы меня просто ткнули носом в Пушкина». Примечательно, что это было сказано автором нескольких уже напечатанных песен ни пушкинские слова. Он очень деликатно умолчал, что стихи «Заклинание» им уже давно намечены для песни. Он не мог не отметить, как тронут был таким совпадением мыслей людей общих интересов.

Исполнителями его песен были обычно московские вокалисты, близкие к камерному стилю: А. М. Ян-Рубан, А. В. Стенбок-Тарасевич, В. Д. Философова, Н. П. Кошиц, Н. Г. Райский, П. Доберт и, разумеется, очень близкая Николаю Карловичу по духу М. А. Оленина-д’Альгейм. Но первой исполнительницей новых песен Метнера в домашней обстановке оставалась всегда Анна Михайловна — музыкант широкой кругозора, в прошлом скрипачка, с большим чувством стиля, умевшая показать песни именно так, как они были задуманы композитором. Мне посчастливилось неоднократно присутствовать на таких исполнениях.

Я был постоянным посетителем и публичных выступлений Николая Карловича. В концертах он всегда играл с большим натиском. Пожалуй, это будет наиболее точная характеристика его хватки. Он садился за рояль и, заняв удобную для себя позицию — несколько удаленную от инструмента, был готов вот-вот начать. Первые же звуки приковывали внимание слушателей настолько прочно, что им уже не приходилось стараться быть сосредоточенными. Своей стремительностью он уже ведет вас за собой безотрывно. Пустых мест в игре нет. Формальных мест тоже нет. Все изнутри, все наполнено его творческой волей — неутомимой, неумолимой. Вас несет большая волевая волна, большое исполнительское дыхание. Игра Николая Карловича своей выразительностью и богатством красок, мягкостью прикосновения к инструменту, не мешавшей ему достигать и большой мощи, всегда представлялась мне близкой к оркестровым звучаниям. Неоднократно среди музыкантов выражалось желание услышать его музыку в оркестровом претворении. Говорили, что музыка Николая Карловича по своей природе оркестрова. И однажды я спросил Николая Карловича, почему он не пишет для оркестра, на что последовал ответ: «Рояль богаче», — при этом он указал на Шопена, который явно предпочитал писать для рояля. Вместе с тем не подлежат сомнению любовь и стремление Николая Карловича к оркестру. Ведь известно, что он всегда мечтал услышать свою фортепианную Сонату e-moll из op. 25 в оркестровом выражении.

Совершенно особая область в исполнительском искусстве Николая Карловича — его интерпретация произведений композиторов-классиков. Она была абсолютно творческой, свободной от всяких догм. От Николая Карловича нельзя было услышать заезженную фразу: «Это надо играть не так, а вот так, потому что это классика». Его исполнение произведений классиков было настолько живым и свежим, что мы слушали их как будто в первый раз. Эта черта исполнительства Николая Карловича поразила меня с первого урока, когда он, дав мне для работы целый список сонат Скарлатти, показал, как они разнообразны, как близки по своей природе народной песне, какая в них искрится жизнь, сколько в них неподдельного юмора и искренней лирики.