Во время пребывания в Буграх Метнер часто занимался оркестровкой

Николай Карлович всегда любовался тем, с какой полнотой музыка Шуберта утверждает мажоро-минорный лад. Первую часть неси и «Trockne Blumen» (одна из последних в цикле «Die schöne Müllerin») он называл «минором почти могильным»; а во второй половине требовал звука «совсем светлого, совсем мажорного». «Это почти безумие, но безумие радостно-мажорное». Такое же противоположение мажора и минора он очень выдвигал, работая над песнью «Der Müller und der Bach», и удивил меня необычайно, отметив кульминацию первой фразы не f, а р. Над словом «Tränen», которое падает также на сильное время, он поставил даже pp.

Гуляя однажды после трудного дня работы, Николай Карлович говорил: «Как счастлив Григ, — буквально счастлив тем, что нашел имен но те не слишком широкие формы, в которые укладывалось его дарование. И музыкальный замысел, и изложение именно таковы, как нужно. Он высказывался вполне… Этому можно позавидовать!»

Эти слова наводили на мысль о том, что композиционная работа Метнера протекала не всегда легко. Самый характер его дарования был таков, что ему не легко было нести его. Его музыкальная мысль была массивной и широкой. Очень часто он затруднялся выбором фортепианной фактуры: так много возможностей представлялось ему сразу. В этих случаях часто он звал: «Анюточка!» — и Анна Михайловна бежала к нему из кухни, вытирая руки о фартук. Его доверие к ней и в этим плане было безгранично. Трудно представить себе человека, так безраздельно отдавшего все существо свое другому; на первом месте стояли для Анны Михайловны дарование Николая Карловича и его работа, далее — его здоровье, быт и настроение. Цель у нее была одна — создать ему возможность непрерывно пребывать в музыке. Для мысли о себе у нее не оставалось ни сил, ни времени.

Во время пребывания в Буграх Метнер часто занимался оркестровкой: на рояле у него почти всегда лежали «Основы оркестровки» Римского-Корсакова; идя на прогулку, он часто брал с собой карманные издания партитур симфоний Бетховена и Чайковского.

Уехать из России навсегда никогда не было его намерением. О своем отъезде он говорил так: «Может быть, это и нехорошо, но меня заботит моя музыкальная судьба. Уезжая, я совсем не о себе забочусь: я увожу свою музыкальную работу — не надолго, только на время».

Россия всегда была — и навсегда осталась — родиной Николая Карловича.