Артистов хора подбирали

Доказательство уважения к своей профессии являли и репетиции. Экспансивные итальянцы на репетиции священнодействуют, и ни дирижеру, ни режиссеру не приходится призывать их к соблюдению тишины. А ведь такое благоговение перед своей задачей и есть высший показатель уважения к своему труду, к своему коллективу и к самому себе.
Монолитны и оркестр и хор: все дышат одним дыханием. Если в хороших оркестрах своих и иноземных мы с таким положением встречались часто, то хоров таких мыв дореволюционных оперных спектаклях не слышали. Я помню хорошо одну репетицию «Тоски» в старом зале консерватории, когда баритон должен был четыре раза повторить «Te deum aeternum», потому что хор плохо знал текст.
Кто был во Дворце .съездов на «Турандот», тот никогда не забудет впечатления от феноменальной (именно феноменальной!) слитности звучания ста восьми голосов. Артистов хора подбирали, по-видимому, по схожести тембров и так же расставляли. Не только не было ни одного вульгарного звука — впечатление было такое, будто на каждый голос в хоре есть только один человек. Только сознание, что никогда один артист не может обладать таким громовым голосом, да бинокль мешали отдаться во власть этой иллюзии. И — будем откровенны — такой коллективной филировки звука тоже за всю жизнь мне, например, услышать не довелось. Правда, в хоре сто восемь человек, из которых добрых три четверти могли бы быть солистами хотя бы второго плана. Конечно, для итальянца пение — его вторая натура: он сам поет с детства, вокруг него поют без конца, и он вырастает в атмосфере прекрасного пения. Еще раз напомню слова Гегеля: «У итальянцев обыкновенные звуки… с первого же мгновения пламенны и прекрасны: первый звук уже свобода и страсть, первый тон вырывается из свободной груди». Как ребенок впитывает в себя особенности фонетики родного языка, так итальянец привыкает к правильной эмиссии звука — и прежде всего к чистой интонации. Может быть, не надо поэтому удивляться такому идеальному звучанию хоров, но не восхищаться этим невозможно.
Дирижеры? Да, Герберт фон Караян, безусловно, явление незаурядное, но и менее знаменитые во всем мире Джанандреа Гавадзени и Нино Сонцоньо великолепно проводили свои спектакли. Нигде ни фальшивых нот, ни киксов, ни грохота, ни расхождения со сценой или шатания частей оркестра. Дирижер командует, но не царствует: он знает, что работает для спектакля, а не для показа самого себя. Ансамбль — вот что важно: все компоненты спектакля равноправны, никто не должен доминировать и нарушать его.
Несколько слов о режиссуре. Она отлична в общем уже по одному тому, что нигде не подчеркивается. Кроме некоторых мест в «Богеме», вы ни в чем не увидите режиссера, все идет так, как будто в музыкальном театре еговообще нет. Все спаяно, слито воедино, как будто иначе в быть не может. На деле же все продумано и все сделано по определенной режиссерской партитуре, потому что это ни в какой мере не старомодный концерт в костюмах. Но все подчинено примату музыки.