Большое количество вокалистов

«Для вагнеровских басовых партий у нас есть молодой бас Мельник, с партией Отелло несомненно хорошо справится Каравья, он же и Логе споет»,— закончил я.
Когда я замолчал, Шаляпин посмотрел в окно, на часы, сказал: «Ну что ж, помогай бог» — и снова откинулся на спинку стула.
Я понял, что аудиенция кончена. Марии Валентиновны в комнате уже не было. Федор Иванович проводил меня до дверей в переднюю и преувеличенно вежливо со мной попрощался, левой рукой надавив кнопку звонка. В передней оказался какой-то молодой человек, который мне подал пальто.
Визит к Шаляпину оставил в душе какое-то неприятное впечатление, и я его долго переживал. Поздно вечером я позвонил Дворищину и, вкратце рассказав ему о нашей с Шаляпиным беседе, спросил, не знает ли он причины моего приглашения. «А вы имя Лапицкого часто упоминали?» — недовольным тоном спросил Дворищин. «Ну вот, сами все испортили, я забыл вам напомнить, что Федор Иванович не выносит имени Лапицкого. А он думал возобновить разговор о вашем переходе в Мариинский театр, вы ему в Тонио очень понравились. Теперь кончено».
Но Дворищин не все знал.
Я знаю, что несколько дней спустя между Ф. И. Шаляпиным и директором академических театров И. В. Экскузовичем шел разговор о моем приглашении в бывш. Мариинский театр.
— Нет, Федор Иванович,— говорил Экскузович,— с меня довольно Курзнера (который в то время был председателем месткома ГАТОБа), но он не в областном центре работает. А Левик — член правления Рабиса, так они оба меня с ума сведут.
— Он знает тридцать пять партий,— отвечал Шаляпин, — так ты его гони и в хвост и в гриву, занимай почаще, так ему некогда будет профсоюзничать.Целью приглашения Шаляпина было, по-видимому, еще раз «прощупать», не соглашусь ли я все же уйти от И. М. Лапицкого и перейти в бывш. Мариинский театр. Говоря о певцах, я считаю долгом посвятить по нескольку строк двум выдающимся вокальным педагогам. Большое количество вокалистов либо вышли непосредственно из их школ, либо были питомцами их учеников, «внуками» этих педагогов. Я буду говорить о Наталии Александровне Ирецкой и Евгении Карловиче Ряднове.
Если до Октября русскую сцену и камерную эстраду украшали Славина, Забела-Врубель, сестры Кристман, Бутомо-Названова, Липковская, Жеребцова-Андреева, Петренко и другие, имя которым легион, то после Октября засверкало искусство Тер-Даниэлян, Катульской, Павловской и других. База их успехов была школа Ирецкой.
Прекрасный музыкант от природы, Наталья Александровна была ученицей знаменитой Ниссен-Саломон в годы ее педагогической деятельности в Петербургской консерватории. По окончании консерватории Ирецкая довольно долго совершенствовала не только свое искусство пения, но и искусство педагога у знаменитой Полины Виардо.
Встречи с Сон-Сансом, Делибом, концерты под управлением лучших дирижеров, встречи с лучшими русскими музыкантами после вступления в педагогический состав нашей консерватории — вот окружение, в котором Ирецкая черпала вдохновение и знания для своей педагогической работы. Музыкальная общественность была в высшей степени удовлетворена, когда Петербургская консерватория в 1909 году в связи с пятидесятилетием консерватории удостоила Н. А. Ирецкую, ее единственную, звания заслуженного профессора и одновременно с Л. Ауэром и С. Танеевым преподнесла ей почетный диплом об окончании консерватории.