Фительберг дал мне спеть обе партии
В сезоне 1915/16 года Театр музыкальной драмы готовил постановку «Сказок Гофмана». Мне предстояло исполнять в них роли Дапертутто и Миракля. Как переводчик «Сказок», я знал свои партии на зубок и пришел на проверку к дирижеру Г. Г. Фительбергу, уверенный в своей готовности. Фительберг дал мне спеть обе партии, спокойно выслушал и сказал: «Молодец, хорошо знаете ноты, но над партией еще не работали».— И обратился к концертмейстеру Мирону Исааковичу Якобсону: «А вы не проверяли Сергея Юрьевича?»
«Нет,— ответил тот,— нас прямо направили к вам». И, повернувшись ко мне, Якобсон — прекрасный музыкант, автор нескольких мелодичных романсов — продолжал тоном затверженного урока: «Дапертутто — шарлатан, которому успех сопутствует в такой мере, что он чуть ли не готов поверить в свои собственные магические силы. IB то же время он знает, что алмаз на воображение продажной женщины должен действовать своей ценностью не меньше, чем якобы волшебной силой. Но Дапертутто еще и фанфарон, хвастун и напоминает, что это его алмаз, — «мой алмаз», подчеркивает он».
И пошел и пошел цитировать Гофмана. На какой-то фразе Фительберг его остановил и обратился ко мне;— Вы, надеюсь, все это читали? Так что вы поняли наш домысел? Давайте споем.
Я стал петь: «Ну, сверкай мой алмаз, как зеркало все отражай ir к приманке зоркий глаз мани и сильней привлекай. Завлекай же, завлекай…»
Фительберг меня остановил: «Направление верное, но вы переиажали на «мой» и не дожали на «завлекай же, завлекай». В первом случае больше нужного, излишне подчеркнуто слово «мой», а это дурной вкус. Во втором нет торжества».
Затем он стал меня останавливать, все время поясняя: «Напрасно открыли ми… Нет, ровнее, это пестро… Любуйтесь, любуйтесь алмазом… вы верите в его силу над женщинами, но сами над ним смеетесь… Вы видите, тесситура постепенно идет все выше, устойчивые «рр» прекратились, прибавляется форте, так и вы… Но без толчков… исподволь… вот, вот так… Там, где начинается хроматизм, начните больше прикрывать, чтобы оправдать максимальное прикрытие соль-диез, ведь это трудная нота, закройте покрепче, но не теряйте ласкового тона, внутренне будьте добрее к Джульетте… Мне бы не хотелось тут делать фермату для показа высокой ноты, поэтому начните такта за два постепенное ритенуто, небольшое только, а после соль-диез сразу вернитесь к прежнему темпо… Вот, вот так, задержка на высокой ноте удовлетворит баритоновое вожделение и не оскорбит музыку. Не так ли?»
Весь урок ушел на арию. По окончании Фительберг сказал:
— Мирон Исаакович, трех уроков хватит. На четвертый я приду.