Настоящая певческая мудрость

Я нередко бывал на его репетициях и выяснил, что неустанный труд был для него делом доблести и чести. Он не только ежедневно работал, он и на репетициях всегда пел таким же полным голосом, как на спектакле. А репетировал он каждый день, независимо от того, в который раз исполнял ту или иную партию. Ему было сорок шесть лет, когда я его услышал впервые, под шестьдесят, когда я им восхищался в последний раз. И я могу засвидетельствовать, что кроме репетиций он ежедневно работал с концертмейстером и с часами в руках занимался гимнастикой дыхания. Он боролся с надвигавшейся полнотой, жил очень скромно и всю жизнь учил новые для него произведения. Он знал очень много партий, которые ему не довелось спеть по причинам, от него не зависящим. Он говорил, что певецобязан знать все то новое, что появляется на сцепе или на концертной эстраде.
Он не очень любил петь партию Скарпиа в «Тоске», но не считал себя вправе отказываться от нее: коль существует объективно хорошая баритоновая партия, артист обязан ее исполнять. «Работать, — говорил он, — значит не только повторять старое по раз заведенному плану, надо каждый раз искать усовершенствования, а для этого нужно неустанно расширять свой горизонт». И всей своей жизнью, всей артистической деятельностью он доказал, что был прав: труд сделал его голос беспредельно выносливым и на редкость долговечным. Ведь на его последних концертах в Берлине ему было уже семьдесят лет, а пресса продолжала именовать его «неувядаемым королем баритонов».
Баттистини утверждал, что настоящая певческая мудрость — точное знание своих средств и степени воздействия их на слушателей — приходит к артисту более или менее поздно, после накопления большого опыта, но всю жизнь надо готовиться воплощать эту мудрость так, как она того заслуживает, то есть изучать все вокальные явления, которые попадаются на долгом жизненном пути.
На мои вопросы, как он находит голос того или иного певца, он первым делом отвечал: une voix bien travaillée или mal travaillée, то есть хорошо обработанный или плохо обработанный голос.
Очень жаль, что слушателям пластинок приходится получать слабое представление об искусстве Баттистини: ведь он записывался тогда, когда техника грамзаписи находилась в младенчестве. Далеко не всегда эти записи передаются в оригинальной тональности: в начале века количество оборотов записывающих машин в минуту не было стандартизировано, и каждая фабрика записывала в произвольном темпе оборотов. Еще менее передает грамзапись действительную красоту тембра Баттистини. Однако при всех оговорках его записи дают представление — отнюдь не полное, но все же достаточное — о его музыкальности, нюансировке, необыкновенной технике голосоведения, о ровности, благородстве и проникновенности исполнения. Особенно разительна, например, его нюансировка в арии Ренато из «Бал-маскарада» Верди. Ренато убедился в измене жены с его другом и начальником. Он глубоко оскорблен в своих лучших чувствах и клянется мстить. Он жаждет крови. Но вслушайтесь в его интонации,и вы почувствуете, насколько скорбь об измене, об обмане, о потерянном друге и любви превышает его жажду мести. В каждой ноте последней части арии столько неподдельной печали, которую не изобразить искусственно: сочувствие слушателей можно вызвать только искренним вживанием в музыку.