После разговора я почти всю ночь не спал

Я перебирал в голове все то, что читал об иных крупных музыкантах — и о тех, которые нередко высказывались в пользу переделок, и о тех, которые благоговели перед оригиналом, и все же пришел к убеждению, что новые веяния, свежая струя нового времени не могут не победить. Следовательно, Ельцин прав! Но как же я был смущен, когда вскоре после того, как хор был разучен, один из самых уважаемых мною друзей — Максимилиан Осеевич Штейнберг, в это время назначенный проректором консерватории,— явился ко мне домой, чтобы выразить свое возмущение моей кощунственной «инициативой».— Этого безобразия я в консерваторских стенах не допущу,— сказал он с, несвойственной его мягкому характеру запальчивостью.
Скажу попутно, что подобными редакциями классики занимались не только профессиональные театры — на них отваживались и клубы. Так, например, задолго до моей «Фенеллы» в одном из клубов режиссеры Э. О. Кап-лан и B. P. Раппапорт целиком перемонтировали бетховенского «Фиделио», — не больше и не меньше!
Все это было возможно и чуть ли не естественно в период, когда властвовал лозунг режиссеров: важен спектакль, а не произведение! Подспудно этот лозунг всей своей власти у нас не потерял. Не очень ясно и отношение музыкальной науки и даже критики к этому вопросу.
По-разному относились дирижеры к возможности отступлений от оригинального текста и к расчленению ритмических знаков. Один предлагал любой речитатив использовать свободно для любых пояснений сюжета, другой настаивал на точном соблюдении нотной графики автора, третий уверял, что в старых русских переводах, невзирая на «ряд безграмотных оборотов и идиотических высказываний», есть «приятный аромат старины». Третий ссылался и на то, что В. И. Ленину понравилась «Жидовка», несмотря на «невыносимый текст, полный архаизмов и нелепостей». Один дирижер писал мне: «Разве Ленин не признавался, что он плакал на «Травиате»? Отнимите этот аромат и останется… Немирович-Данченко». С годами, однако, по мере роста требований к театру те же дирижеры стали настаивать на «освещении», «разъяснении» и «украшении» текста не меньше режиссеров.
Не могу в заключение небольшого полутеоретического экскурса в вопрос о текстах переводных опер не подчеркнуть почти повального пренебрежения руководителей большинства оперных театров к тексту. Приведу один характерный пример. Рецензируя обновленную постановку «Кармен» в Кировском театре (замечу — в академическом театре!), В. Богданов-Березовский пишет:
«Следует указать на недопустимое отношение к литературному тексту оперы. «Кармен» была воспроизведена в виде конгломерата фраз, перемещенных из самых различных, разновременно сделанных переводов, в том числе и совершенно архаического Горчаковского» (см. ленинградскую «Правду» от 1956 г., 17 мая, статью «Кармен» в Театре имени С. М. Кирова»).