Поступательное движение передовых оперных деятелей

Мы накопили большое количество наблюдений, но намного ли мы приблизились к тому, чтобы создать научную теорию? Мне продолжает казаться, что вопрос о направлении голоса нужно все же решать не при помощи ларингоскопии, а на основании тембра и обертонов. С точки зрения тембра мне, да, разумеется, не мне одному, прекрасный голос Зары Долухановой всегда казался сопрановым. Этому впечатлению помогала и необычайная легкость ее вокализации.
Материал для «Записок оперного певца» и для этой книги я систематически накапливал в виде наблюдений почти всю жизнь — лет с пятнадцати. Все, что я недополучил за два коротких сезона занятий в школе М. Е. Медведева, я по крохам собирал, неустанно слушая больших и малых, хороших и плохих певцов. Приходя домой, я так же неустанно писал короткую рецензию на наиболее интересные вокальные явления, строго, придирчиво по мере сил анализируя техническую сторону исполнения.
В заключение мне хочется не то что подвести итог, но попытаться конкретизировать свое сегодняшнее отношение к ряду вопросов, волнующих оперных деятелей. Именно поэтому я коснулся некоторых дореволюционныхи пореволюционных постановок, являвшихся прежде всего данью эпохе первых пятнадцати-двадцати лет после Октября. Это прежде всего «Орфей», затем «Саломея», «Борис Годунов», «Вильгельм Телль», «Воццек» и др.
Историки оперного театра найдут этим спектаклям интересные объяснения и оправданно в историческом разрезе. Они найдут весы, на которых взвесят перемены, определенное поступательное движение передовых оперных деятелей, прогресс культуры и то во многом несомненно благотворное влияние, которое два-три десятилетия бурного роста и падения «западничества» и модернизма все же оказали на наше оперное искусство. Они историки, им и книги в руки.
Я только мемуарист, «летописец узкой специальности», если можно так выразиться. Я видел бурю и не могу не констатировать принесенный ею ущерб в том самом главном, что много веков назад породило оперное искусство и что составляет ого основное зерно. И я не без страха наблюдаю за тем, без чего никакая опера не становится «хлебом насущным» для миллионов и чему в области оперы нет и не может быть найдено замены: я говорю о хорошем пении.
Факты и цифры — упрямая вещь, а они подтверждают, что народы всего мира, игнорируя или даже отдавая дань временным увлечениям, предпочитают вокально-мелодический, романтически приподнятый стиль классической опоры современному, преимущественно речитативному по музыкальному языку. Очевидно, слова Моцарта о том, что в музыке даже отвратительные явления должны быть выражены эстетически благородно, нисколько не устарели. Достаточно сравнить музыкальную характеристику подлейшего из подлецов, Яго из вердиевского «Отелло», с характеристикой мало эстетичных фрагментов из «Питера Граймса» Бриттена или интонации наушнической речи Рангони из «Бориса Годунова» с интонациями Вожака из «Оптимистической трагедии» Холминова — независимо от таланта композиторов, а только в плоскости принципов музыкального языка, — чтобы моцартовский завет признать бессмертным. Недаром люди приходят слушать нового исполнителя в старых операх и не ходят слушать нового Граймса или Вожака или даже Мендозу («Дуэнья») Прокофьева.