Прекрасный образ Иоканаана

Партия Саломеи действительно чудовищно трудна и по психологическому напряжению и по тесситуре. Если не считать того, что В. К. Павловская не смогла сама танцевать «Танец семи покрывал» и ее (к сожалению, более или менее заметно) приходилось заменять для этой сцены балериной, то вся партия Саломеи и вокально и сценически проводилась ею очень хорошо. Правда, как М. Г. Валицкая от партии Электры, так и Павловская от партии Саломеи понесла известный ущерб — несколько стерся блеск ее металлического тембра, но впечатление она производила большое.
Никто не сомневался в том, что Павел Захарович Андреев даст прекрасный образ Иоканаана, но молодой баритон Павел Петрович Болотин своим исключительно красивым и на редкость мощным голосом «перекрыл» Андреева.
Очень хороши были в этом спектакле О. Ф. Мшанская и Н. А. Большаков, а также и молодой И. И. Плешаков.
Однако всех их затмевал Иван Васильевич Ершов в роли Ирода. Здесь был не только большой голос, как будто специально «подкрашенный» для этой партии страстными и какими-то зловещими тембрами; не только беспредельное мастерство; не только грозный стихийный темперамент — здесь было полное перерождение в образ деспота, страшного в своей злобе и сладострастии, до того страшного, что он как будто самого себя страшился. Кровь в глазах, кровь в голосе, кровь на каждом пальце, которым он подхватывал свой хитон. Этого нельзя забыть. Каждый поворот головы, каждое движение бровей, каждый вздох был «Иродовым» в том смысле, в каком в народе понимают это проклятое имя.
Ромен Роллан, ознакомившись с клавиром «Саломеи»,пришел от него в восторг. «Это от начала до конца одно драматическое крещендо»,— писал он. И дальше: «Боюсь, что чувственная жестокость финала испугает театр «Opera comique»; я даже не знаю, как поставить этот финал в театре». (Из письма к Р. Штраусу от 5 ноября 1905 г.)
Действительно, жестокость действия и музыки все время крещендирует. Но энергия, пафос, внутренняя сила Ершова никогда не падали до последнего момента партии и роли. Жестокость интонаций Ирода была такова, что он сам их как бы боялся. Но когда он приказывал «убить эту женщину» и удирал по лестнице вверх, было ясно, что она и его испугала.
Как никто другой (Куклин, Фринберг, Микиша), Ершов интуитивно постиг существо музыки, проникаясь ею всеми фибрами души, и нашел для нее нужные интонации.
После «Саломеи» ГАТОБ как бы встряхнулся и зажил прежней интенсивной творческой жизнью.
Второй из новых для нас западных опер, поставленных в театре, была опера Эрнеста Кшенека «Прыжок через тень».
Постановщики через печать предварительно познакомили общественность с отправными точками в своей работе: гротеск, острые ритмы. Н. В. Смолич слышал в музыке «остро-колкие мелодии, неслыханное сочетание свободного контрапункта, едкую сатиру, колоссальную динамику», издевательство над «тенями прошлого». Художник IB.