С прекрасным репертуаром выступал Молчанов

Несколько лет среди басов ГАТОБа общие симпатии привлекал Н. П. Молчанов.
Николай Петрович ничем особенно ярким не выделялся — ни красотой или силой голоса, ни тонкостью исполнения, ни большими актерскими способностями. Но он всегда и всем был приятен. Это не бог весть как много для исполнителя самого ответственного репертуара на академической сцене, на которой от Мефистофеля ждут вокального и пластического блеска, от Нилаканты — вдохновенного фанатизма и т. д. Но в то же время упрек-путь Молчанова в каких-нибудь очевидных музыкальных, дикционных и даже сценических недостатках нельзя было. Его академизм был гибок, не суховато-скучен, а своеобразно привлекателен.
Очень много и всегда с прекрасным репертуаром выступал Молчанов в концертах — самостоятельных камерных и смешанных, иногда даже в художественном смысле заранее неподготовленных. Однако он всегда высоко держалзнамя своего искусства и для завоевания легкого успеха ничего не делал.
С середины двадцатых годов быстро стал выдвигаться Борис Матвеевич Фрейдков. Человек музыкальный, наделенный темпераментом, обладавший ясной дикцией, Фрейдков чувствовал жестковатость, терпкость своего тембра и не тянулся к лирике, к «пастельным» партиям. Ему был свойствен некий «нажим», поэтому ему удавались характерные и драматические партии: Джонни из «Джонни наигрывает», Мендоза из «Любви к трем апельсинам», Альберих из «Золота Рейна», Мамыров из «Чародейки» и другие такого же плана.
В Малом оперном театре с успехом выступали еще З. Я. Аббакумов — обладатель прекрасного голоса, В. Ф. Райков — отличный актер, и многие другие.
IB составе басов ГАТОБа, выступая и в Москве, четыре года числился Ф. И. Шаляпин. Следуя старинной восточной поговорке «последний самый любимый», я оставил разговор о Шаляпине напоследок, тем более что разговор о ном всегда особый.
Начну я с воспоминаний о первой с ним встрече. Я был влюблен в Театр музыкальной драмы, в котором с большим увлечением работал со дня его открытия. Однако в феврале 1916 года у меня произошел конфликт с театром и зародилось желание уйти из ТМД. Пережив обиду, вечером того же дня я поехал слушать Шаляпина, который пел в Народном доме в «Фаусте». Билета у меня не было, и я направился к антрепренеру А. Р. Аксарину с просьбой меня «куда-нибудь ткнуть».
Аксарин был у себя в крохотном кабинетике, в котором, не желая ни подыматься в уборные второго этажа, ни иметь соседей по уборной, одевался и гримировался Шаляпин. Наивный страх перед ним был так велик, что, открыв дверь и ступив на порог, я тут же отпрянул назад. Однако Аксарин неожиданно для меня любезно вскочил со стула и воскликнул:
— Заходите, Сергей Юрьевич, пожалуйста.