Успехи знаменитого итальянского тенора Джузеппе Ансельми

В период подготовки «Носа» Д. Д. Шостаковича Модестов, который должен был исполнять партию майора Ковалева, был еще совершенно неопытен, и постановщики все внимание уделяли П. М. Журавленко, который помимо своего таланта имел уже за спиной двадцать с лишним лет практики. С Модестовым почти никто не занимался. Но когда дошла очередь до дублера, Модестов оказался вполне достойным соперником Журавленко.
Мне приходилось наблюдать результаты успешной борьбы певцов за улучшение тембра голоса. Лучшим образцом были успехи знаменитого в начале века итальянского тенора Джузеппе Ансельми в тот период, когда он не выходил из рамок лирического репертуара. Да и Модестов в партии Фигаро («Свадьба Фигаро»), поработавпод руководством Фрица Штидри, добился удовлетворительных результатов. Можно только пожалеть, что он не сделал шлифовку тембра одной из важнейших целей своей артистической работы.
Мне кажется, что баритоны первых пятнадцати-двадцати пореволюционных лет были самой сильной группой в обоих академических театрах, тем более что даже после выделения Малого театра в самостоятельную единицу певцы из ГАТОБа отнюдь не были там редкостью.
Марк Осипович Рейзен с первых шагов на сцене показал, что у него замечательный, в некоторых отношениях выдающийся голос — большой и мягкий, хотя чуть-чуть носовой в основном тембре, но очень красивый, по диапазону вполне достаточный для любой басовой партии.
Выйдет ли из него хороший певец-актер? Этот вопрос в первые два-три года был спорным. Приехав из провинции, молодой певец в какой-то мере растерялся на непривычно большой сцене, перед огромным коллективом, а главное, перед стенами и подмостками, которые, казалось, были полны воспоминаниями о Шаляпине. Как ни старались все уговорить себя, что Шаляпин явление неповторимое, что такие рождаются один в сто лет да на весь мир,—критическая мысль неминуемо к нему возвращалась.
Ни в какой мере молодой Рейзен не стремился занять место Шаляпина, но каждое его выступление вызывало сравнения. «Вы помните, как Федор говорил «подросточек», как он смотрел при словах «Войти аль нет» («Псковитянка»)?» Все знали, что никому никогда этих слов, как и слова «соблазнитель» («Фауст») или гневных слов «А мы стоим и смотрим» («Юдифь») и т. д. и т. п. ни интуитивно, ни подражательно так, как Шаляпин, не сказать. (Все знали, что Рейзен не Шаляпин и никогда им не станет. Старшее поколение великолепно понимало, что в Мариинском театре басовый репертуар с успехом несли на своих плечах Сибиряков и Серебряков, Майборода и Касторский и многие другие, что у каждого из них были свои достоинства и недостатки, но все вместе они не стоили одного Шаляпина. Так сравнивайте же Рейзена с ними, а не с Шаляпиным, признайте, что в этой по-своему блестящей плеяде он был бы равным среди равных, а кое в чем, может быть, и первым среди равных. Но нет!И опять: «Вы помните, как Шаляпин сидел на лошади, как страшен был его лик, как он молча внушал всем ужас в «Псковитянке»?»
Молодого Рейзена, полного желания трудиться и постепенно восходить вверх по назначенной ему судьбой лестнице — высокой лестнице благородного успеха,— печать первое время почти травила. Перечислялись все его достоинства и тут же обязательно подчеркивалось какое-нибудь «но», которое сводило на нет почти все похвалы.