Бедная мансарда

Бедность, голод, холод и прочие невзгоды для жизнерадостной молодежи только неприятные, но преходящие явления. Чем тяжелее обстановка, тем больше нужно беречь бодрость духа — вот основа постановочного плана. Подчеркнуть контрасты — вот в чем залог успеха спектакля. Малодейственный сюжет Лапицкий решил усилить детальной разработкой общего фона, создав для каждого акта его особую атмосферу.
В первом акте это нищета и холод. Бедная мансарда, наполовину заснеженное окно, через чистую часть которого хорошо видны далеко ниже расположенные крыши Латинского квартала, ощущение сырости от простенков,между никак не продающимися картинами Марселя. Холод, холод и холод — таково впечатление от оформления. Кто-то из нас попытался было посоветовать художнику Г. С. Толмачеву нарисовать снег в углах, но он обиделся и сказал: «Разве и без него не холодно?» Он был прав. И когда вбегал весь съежившийся и озябший Шонар в надвинутом на уши цилиндре, кутаясь в шарф, или разматывал свой бесконечный шарф Колен, публике в зале становилось холодновато.
Но вся «четверка мушкетеров», как называл Мюрже своих героев, молода и твердо верит в будущее. Малейший повод вызывает буйное веселье, приводит их в насмешливое настроение: горят ли в печке сочинения поэта Рудольфа, ставит ли Шонар в цилиндр графин с холодной водой, чтобы пить «замороженное шампанское», требует ли себе философ Колеи место возле печки как представителю печати — все веселит, все повод для шутки и смеха.
Но вот приходит Мими, и все бытовое, как будто и самый холод, отступает на задний план. На сцене глубокие и нежные, робкие и страстные чувства. Мелодия, пение приходят на смену фрагментарно-иллюстрационным музыкальным эпизодам. И сразу становится теплее, буйно расцветают любовь и жизнь…
Второй акт — народное гулянье в Латинском квартале прошлого века с его неповторимой, ликующей толпой. И все герои спектакля плоть от плоти этой толпы, небольшая группа неунывающих бедняков, занимающих места в кафе, не имея гроша в кармане, но истово веря, что кто-нибудь их выручит…
Ремарки композитора почти исчерпывают все мизансцены. Лапицкий не считал себя «обязанным», как это становилось в то время модным, ими пренебречь, но, используя их, он сумел разработать точную партитуру поведения буквально для каждого хориста и мимиста. Толпа была в состоянии праздничного оживления, все двигались, в одиночку или небольшими группами, заинтересованно и живо реагируя: одни — на игрушки Парпиньоля, другие — на тамбурмажора, третьи — на детские хорики, а какие-то зеваки — на эксцентричное поведение Мюзетты с Альциндором. Ни минуты покоя, но и ни минуты суеты или толчеи. И каждый оркестровый мотив, как бы он ни был мал, находил поддержку в какой-нибудь сценической акции, ритмы идеально совпадали. В оркестре немалонеожиданных взлетов и спадов, всплесков отдельных инструментов, в частности меди, но все сливалось в органическом единстве. Глядя и слушая, можно было думать, что Пуччини с Лапицким работали над партитурой так, как это часто делают балетный композитор с балетмейстером. И, может быть, именно по тому, как солисты были включены в общее действо, рецензенты вынуждены были констатировать, что такой толпы им на сцене еще видеть не приходилось. Могу это подтвердить и я, повидавший эту оперу в нескольких постановках.