Голос был недостаточен для партии

Декорации воспроизводили старинный собор св. Екатерины, узенькие улицы старого Нюрнберга, комнату сапожника-поэта Ганса Закса. Для певческого праздника, происходившего на площади, была написана примерно такая же декорация, как в ТМД, где был удачно использован полукруглый горизонт, на котором можно было показать большое количество световых эффектов.
В ТМД бас А. И. Мозжухин создал замечательный вокальный и сценический образ Закса. Полное достоинства пение, благородство манер оставляли большое впечатление. В Госботе же партию Закса исполнял очень посредственный полулирический баритон Никольский, который насиловал свой голос, для такой полубасовой партии не подходящий, и после двух спектаклей почти совершенно его лишился, так что оперу за отсутствием дублера пришлось снять с репертуара, и колоссальный труд труппы пропал даром.
Главную женскую партию Евы исполняла М. И. Бриан, которая внесла в нее много свойственного ей обаятельного лиризма, хотя партия в целом требует более мощного голоса. На замечательной кантилене пела Бриан труднейший квинтет третьего акта.
Вальтера пел Н. Н. Рождественский. По мощи и его голос был недостаточен для этой партии, но в музыкальности его интерпретации всегда была большая поэтичность, при его прекрасной дикции это с лихвой окупало недостаточную силу звука.
Очень хорош был исполнитель партии ученика-подмастерья Давида — К. С. Исаченко. Этот артист до седых волос отличался необыкновенной юностью всего артистического облика и лирического звука своего голоса. Среди других подмастерьев, которых изображали молодые хористки-травести, он был старшим, но только старшим подростком.
Позволю себе рассказать и о моем исполнении партии Бекмессера.
Партия эта чрезвычайно трудна, настолько трудна, что Вагнер в свое время для премьеры не нашел исполнителя среди певцов и предпочел им музыкально одаренного драматического артиста с неопределенным голосом —не то теноровым, не то баритоновым. Он считал, что в роли бездарного, придирчивого и лишенного элементарного вкуса «мастера», для которого привычные законы элементарных правил стихосложения, внешняя форма важнее не только содержания, но и самого духа поэзии, нужен актер, а не голосистый певец.
Известно, что Бекмессер был задуман Вагнером как карикатура на крупного в то время критика Эдуарда Ганслика, стоявшего на формалистических позициях и упорно не желавшего признать новаторство, которое принес в музыку гений Вагнера.
Имея более или менее красивый или даже просто приятный голос, эту партию очень трудно петь. Самые суровые критики в первую очередь хвалили меня за то, что я «не показывал в партии Бекмессера своего красивого голоса». Голос надо было сделать антипатичным, неприятным. Для этого с увлечением, которое мне впоследствии дорого обошлось, я усваивал фразировку с «дирижерского голоса» Шнеефогта. Он стремился к тому, чтобы в каждой фразе Бекмессера звучали и лесть, и не очень умная хитрость, и уязвленное самолюбие бездарного человека, способного из честолюбия на любую гнусность — вплоть до плагиата. Тут нужен не естественный, благородно «крытый» голос, а звуки, обязательно оснащенные тембрами, которые могут отобразить эти черты. Недаром музыковеды разных поколений говорили, что тембр голоса — это зеркало души.