Снова наступила пауза

Комендант Народного дома по недоразумению арестовал тенора Н. Н. Рождественского, и мы направились к комиссару театров и зрелищ Марии Федоровне Андреевой просить помощи. Мария Федоровна, жена А. М. Горького, еще не успела вернуться с очередного объезда театров, и нас очень приветливо принял Алексей Максимович. Разговор зашел о Госботе. Когда мы в лицах изобразили Горькому, как одна часть хора поет в «Кармен» одни слова, а другая в то же время по другому переводу другие, Алексей Максимович вначале принял это за шутку, за красное словцо и добродушно рассмеялся. Однако Фительберг подтвердил, что это серьезно и цитируется совершенно точно. Лицо Алексея Максимовича сразу потемнело.
— То есть, как это — серьезно? — спросил он глуховатым голосом.— Как это может быть? Кто это допускает?
Мы стали объяснять технику разучивания оперных текстов, причину обращения ТМД к новым переводам. Я начал декламировать ответы в дуэтах невпопад, рассказал, что мы — музыкальнодрамцы— произносим Кармен с испанским ударением па первом слоге, а народнодомцы ставят ударение по-французски — Кармен. Алексей Максимович рассвирепел, стукнул кулаком по столу и воскликнул:
— Это же издевательство над зрителем!
М. Д. Турчанинова заметила, что в репертуаре театра «Фауст», «Аида», «Богема» и т. д. Алексей Максимович перебил ее:«Так пускай поют одну оперу одни, а другую другие!»
Фительберг достал записную книжку и сказал:
«В этом случае у нас в «Фаусте» в хоре будет четыре тенора и девять басов, да и в солистах будут прорехи».
Алексей Максимович взял у него из рук книжечку и уставился в записи: через две странички после «Фауста» — «Сказки Гофмана», на левой страничке переписаны по голосам хористы из труппы Аксарина, на правой — из ТМД. Наступила длительная пауза. Просмотрев три или четыре оперы, Горький спросил:
«А временно обойтись русским репертуаром нельзя?»
Оказалось — нельзя. Снова наступила пауза. Алексей Максимович раза три прошелся по кабинету и неожиданно в третий раз за полчаса предложил поставить для нас самовар. Мы отказались.
«Решительно отказываетесь? Ну что ж, потолкуем, как избавиться от этой мерзости, с Марией Федоровной поговорю. Мутит меня от таких порядков». Помолчав, он прибавил: «Пожалуй, придется примириться. Остается просить вас, товарищ Фительберг, разучивать и поскорее ставить оперы, которых ни тот, ни другой состав не знает».
Без так называемых ходовых опер театр существовать не мог, и наше «художественное единство» продолжалось почти до конца дней Госбота. Ввиду безвыходности положения пришлось вводить в постановки декорации, мизансцены, различные атрибуты из спектаклей Театра музыкальной драмы и театра-гастролера, каким была труппа Аксарина. Но так или иначе слияние двух разнородных организмов стало фактом, и нужно было думать о том, как все же создать фундамент для их совместной деятельности. Первой общей работой гибридного театра явилась постановка оперы Вагнера «Мастера пения», которую знал состав Музыкальной драмы и должна была выучить труппа Аксарина.