Товарищи, я пришел, а у меня в союзе очередь

В чека меня ввели в большой кабинет, в котором когда-то заседал петербургский градоначальник. Мои матросы вышли, а двое, сидевшие за столом, долго не отрывали глаз от какой-то бумаги. На мое громкое «здравствуйте, товарищи» никто не ответил. Тогда я взял у стенки стул и не без треска поставил его возле стола. Никакой реакции. Я сделал вывод, что мой привод либо случайность, либо следствие какой-нибудь ерунды и громко сказал:
— Товарищи, я пришел, а у меня в союзе очередь.
Один взглянул исподлобья, сказал «подождут» и снова углубился в бумагу. Я совсем было успокоился, когда он неожиданно стукнул кулаком по столу:
— Вы чего же спекулянтов прикрываете?— Каких спекулянтов? — с искренним недоумением спросил я.
— Которые с ундервудами. Как вы купили машинки, когда запрещено? Зачем вы ему заплатили?
— А мне право реквизиции не дано.
— А почему вы нам не сообщили, что у него есть машинки?
— Я старой интеллигентской закваски. На нашем языке это называется доносительством.
Оба следователя громко рассмеялись. Затем один сказал: «Однако» — и увел второго в соседнюю комнату. Минут двадцать их не было. Затем они шумно вернулись. Я вскочил с моста и вытянулся по стойке смирно. Они удивленно переглянулись.
— Чего вы вскочили?
— Так принято,— ответил я.
— Ну, вот что,— сказал следователь.— Впредь будете исполнять декреты Советской власти? В саботаже участвовали?
— В саботаже не участвовал, декреты исполняю, но в крайних случаях могу и нарушить. Впрочем, дабы вам больше не приходилось из-за меня волноваться, я сегодня же выйду из правления Рабиса.
Тут впервые заговорил второй следователь.
— Нам не до шуток. Попадетесь второй раз…— сказал он.
В это время позвонил телефон. Следователь снял трубку, ответил: «Сию минуту ко мне»—и замолчал. Через минуту влетел в кабинет запыхавшийся председатель Сорабиса Павел Михайлович Лебедев. Следователь звонком вызвал приведших меня матросов и приказал им меня отпустить. Лебедев остался, а потом рассказал, что его обо мне подробно расспросили и предложили сдать машинки ВСНХ. Он обещал, но из восьми мы сдали только три. «Пускай постоят, — сказал Лебедев завхозу. — еще пригодятся. Но заприте их в отдельный шкаф, а ключ отдайте мне».
В случае необходимости мелкие нарушения разных постановлений происходили нередко, но Облрабис приобретал авторитет, и нас больше не трогали.
Оглядываясь на прошлое, я не могу не возвращаться постоянно к прозорливости, масштабу, уму наших горкомовских руководителей тех лет. Приведу пример.