В каждой отрасли было слишком много специфики
Артисты не всегда понимали учителей, учителя несколько свысока относились к актерству; музейные работники не могли решить, к какому сектору они относятся — просвещения или искусства. В каждой отрасли было слишком много специфики, и даже собирание членских взносов никак не удавалось наладить: учителя получали зарплату—и только, артисты же без конца совместительствовали в учреждениях, ни с одним из этих союзов не связанных, и часто манкировали своей обязанностью отчитываться в заработках. Между тем основной оклад артистов, как правило, составлял не больше половины их заработка вообще. Вероятно, в какой-то мере здесь играли роль и личные качества недостаточно инициативных, мало активных руководителей объединенного профсоюза, в котором, в силу уважения к большинству членов секции (я не помню сейчас московских цифр, но в Ленинграде на двадцать семь тысяч «рабисников» приходилось около сорока тысяч «рабпросннков»), главенствовали рабпросовцы. Так или иначе,объективная обстановка очень быстро выявила непродуманность решения о слиянии Рабиса с Рабпросом, в наиболее авторитетные представители общественности заговорили об этой ошибке в довольно убедительной форме.
Правления Рабиса и Рабпроса тоже не были довольны решением ВЦСПС слить эти два союза воедино, но инициатива борьбы, как мы тогда выражались, за «разлияние» шла не от центральных правлений обоих союзов, а от секции Рабиса петроградского отделения Рабиспроса.
Постоянный «министр финансов» Рабиса (по выборам — почетный казначей), я не очень хорошо справлялся с одним союзом, а о принятии «портфеля» двух не мог и говорить: я был уверен, что не управлюсь с такой массой членов даже в элементарном смысле слова, то есть хотя бы в смысле организации сбора членских взносов.
Мои усилия помочь Рабиспросу в этом направлении были более чем проблематичны. Масса театральных деятелей знала, что, внося деньги в общую кассу Рабиспроса, они в случае надобности в забастовочном или даже похоронном фонде будут зависеть от рабпросовского большинства объединенного правления Рабиспроса; многие под разными предлогами увиливали от уплаты членских взносов. Уже к весне 1922 года сектор Рабиса совершенно обнищал.
Поэтому в новый объединенный аппарат я не вошел. Но президиум Петроградского облрабиса не пожелал терять свой актив, и меня убедили работать неофициально, просто как активиста: поддерживать связь с новыми месткомами, так или иначе, хоть косвенно, заботиться о том, чтобы доля Рабиса в общей кассе не слишком тощала, писать и организовывать статьи, доказывающие неудачу решения о слиянии союзов. До 1922 года никакого оклада в Рабисе я не получал, оставаясь добровольцем-общественником, который ежедневно являлся В правление и был в курсе всех дел.